Шрифт:
Закладка:
– Я навел о вас справки, вей Осгерт. Вы очень известны в Роксбиле.
– Это так, я не стану прибедняться, – сказал Хальрун, глядя на приближающуюся официантку.
Время было необеденное, заведение пустовало, и хозяева желали услужить единственным гостям. Хальрун указал кружку пива, изображенную, на вывеске, а детектив точно так же жестом прогнал женщину. Когда она ушла, Дорен подался вперед, наклонившись над столешницей.
– Напишите про сбитого машиной куренка или про прорвавшуюся трубу. Пропавшая девушка – не ваша забота!
– Мне виднее, – холодно произнес журналист. – Я выражаю интересы моих читателей и следую их запросам.
Выражение детектива стало презрительным и капельку высокомерным.
– Вы берете чужое грязное белье и показываете его всем желающим, вей Осгерт. И я знаю, почему вы это делаете. Потому что это единственная причина, по которой ваш «Листок Роскбиля» существует. Из-за вас он популярен, и ради вас некий Деймер Далмель, недавно ставший окружным советником, содержит вашу свору. Не из благотворительности, конечно. Вы не реже раза в месяц так или иначе нахваливаете советника.
Хальрун сглотнул.
– Не замечал за собой привычки его хвалить.
– Разве? – спросил Дорен.
Он полез за пазуху и к удивлению Хальруна извлек пожелтевший газетный разворот.
– Вот. Послушайте… Каково, а?
Хальрун узнал собственную статью полугодичной давности.
– Подобием «Пьяной Берты» стал наш любимый совет округа, – с выражением прочел Дорен. – Драка, не хуже тех, что по пятницам устраивают посетили знаменитого кабака, произошла во вторник среди лучших людей Роксбиля. Азарт советников был так неукротим, что пострадала даже вожделенная ими трибуна... Так... Дальше вы смакуете подробности... Вырванные волосы... Выбитый зуб. Как этот зуб искали... Очень живо написано! Вот! Победителем в сражении стал советник Далмель, раскидавший на пути к своей цели всех соперников, завладевший рупором и угомонивший собрание. Приятно видеть, что деньги совсем не портят людей, и члены совета ничем не превосходят пьяниц из роксбильской подворотни. Не стоит сомневаться: окажись советник Дальмель вечером в «Пьяной Берте», он бы и там показал себя с лучшей стороны. Немногие способны настолько ловко размахиваться скамейкой...» И так далее...
Свернув газету, детектив уставился на удивленного напором Хальруна.
– Вы не расписываете его достоинства. Вы льстите гораздо более ловко, разве нет? Делаете его своим, простым и понятным.
– Это не ложь. Скамейкой он размахивал... То есть держал ее в руках, но...
– Я не сомневаюсь, что такое действительно было, – Дорен посмотрел в глаза журналисту, – но не говорите мне, вей Осгерт, что вы пишите эту «не ложь» в интересах читателей. Ваше перо служит человеку, а не людям.
Хальрун откинулся на спинку сидения и, сложив руки на груди, с вызовом посмотрел на детектива.
– Красиво сказано. Долго сочиняли? – спросил газетчик, но ответа ждать не стал. – Вы потратили много времени на меня, хотя могли бы искать пропавшую девушку. Бедняжка может не дождаться помощи. Займитесь ею, а не мной.
Детектив пожал плечами.
– Я считал, что вы можете оказаться причастны, так или иначе.
– А теперь не считаете? – поинтересовался Хальрун.
– Нет. Похоже, вас использовали лишь потому, что вы самый известный в округе журналист.
Хальруну принесли пиво и чистую одежду, но газетчик не прикоснулся к напитку. Он достал банкноту и бросил на стол.
– Раз у вас нет больше ко мне вопросов, я пойду, детектив.
– Стойте!
Журналист обернулся.
– Вы ведь не отступитесь?
– От девушки? Нет.
– Даже при том, что можете навредить ей?
Челюсть Хальруна напряглась, но затем он усмехнулся. Дорен, повернувшись в пол оборота, внимательно наблюдал за журналистом.
– Я, конечно, постараюсь, чтобы этого не случилось, детектив, – с вызовом ответил газетчик. – Приложу все усилия.
– Сядьте обратно, вей Осгерт.
– Зачем? Разве мы не закончили?
– Нет. Сядьте.
Хальрун задумался, но деловая хватка в нем победила гордость. Журналист вернулся за стол, схватил кружку и сделал большой глоток. Вытерев губы чистым платком, он подался к детективу, который наблюдал за Хальруном со странным выражением на лице.
– Ну так что? – спросил газетчик.
– Нельзя, чтобы вы творили, что вздумается. Что за балаган...
Едкий ответ едва не сорвался с языка Хальруна. В последний момент журналист сообразил, что Дорен к чему-то ведет и решил промолчать.
– Нельзя, чтобы вы поднимали шум.
– И? – поторопил его Хальрун.
Детектив снова забарабанил по столу. Жест выдал раздражение Дорена, хотя лицо детектива оставалось спокойным.
– Я не стану запирать вас за препятствование расследованию. Это ведь доставило бы вам радость?
Хальрун усмехнулся, предчувствуя большую удачу:
– Радость – нет. Но я бы это использовал. Вышел бы броский заголовок.
Дорен несколько раз кивнул. Слова он произносил неохотно, явно подчиняясь необходимости, а не желанию.
– Я так и понял... Я разрешу вам меня сопровождать во время расследования. Но с двумя условиями.
– Какими? – оживился Хальрун.
При виде такой неприкрытой радости детектив поморщился.
– Во-первых, вы делаете только то, что скажу я, – сухо сказал он. – Никакого своеволия быть не должно... Во-вторых, писать вы тоже будете с моего разрешения. И перед публикацией я должен буду увидеть вашу статью.
– Только не последнее!
Хальрун выдержал тяжелый взгляд полицейского и пожал плечами.
– Могу не упоминать вас вовсе. Мне не сложно. А вот вейю Кросгейс оставьте мне.
После довольно продолжительного колебания детектив кивнул, и Хальрун, который только того и ждал, вскочил со стула. Он схватил руку Дорена и энергично затряс.
– Я очень рад! Спасибо вам, детектив! Это правильное решение – за мной нужен глаз да глаз, знаете ли!
Он рассмеялся.
– Довольно! – резко произнес Дорен, выдергивая руку из хватки Хальруна. – Что вы уже знаете? Поделитесь, вей Осгерт.
– Почти совсем ничего...
Хальрун охотно рассказал о своем приключении на фабрике. Под конец, когда дошло до описания драки, ему показалось, будто бы Дорен собирался улыбнуться, но выражение на лице детектива мелькнуло и пропало. Потом он произнес:
– Бессмысленная беготня. Ничего вы не узнали.
– Я же так и сказал? Зато теперь мы знаем, что наш подозреваемый почти разорен, а его работники пребывают в тревоге и беспокойстве.