Шрифт:
Закладка:
Дон поймал себя на вороватой попытке уползти вслед за Дайной, которая направлялась к реке с полотенцем на плече. Ну да, девчонки уже понеслись принимать ванну, когда бедняжка всё что-то скребла песочком после ужина. Чем-то погромыхивала, шелестела и ещё маялась какой-то фигнёй. Если уж Паксая решила, что пробил «час потехи», так чего ж зазря перерабатывать? Так сочувственно размышлял Дон, следя за Дайной со стороны. Пытался сунуться с помощью, но сестрица его турнула. А тут нате вам: охраняемый старыми перечницами объект безнадзорно фланирует по бережку.
Дон успешно дополз до прибрежных кустов, к которым двигалась Дайна. Нырнул в них с головой и приготовился обезвредить спонтанный девичий страх: зажать ей лапой рот, чтобы не вопила. А там уже усадить прелестницу на песочек под кусточек и… Нет, до финальной сцены им по всякому не добраться: обязательно какая-нибудь зараза припрётся искать заблудившуюся невинную девицу. Но чуток потискаться выйдет для снятия пробы. А вдруг она ему не понравится? А он ей навыдаёт авансов и что? Оправдывать девичьи ожидания, на защиту которых поднимется весь его бабский батальон? Они ж его, как африканские муравьи, целиком сожрут.
— Ой! — тихонько вякнула Дайна, едва не наступив на ползучего мыслителя в кустах, где собиралась скинуть одежду.
— Твою ж!.. — ответно буркнул Дон, едва успев выдернуть руку из-под её пяты.
— Где? — не поняла Дайна, присев на корточки.
— Кто? — в ответ не понял Дон.
Свидание начиналось сценкой из жизни дебилов.
— Ты меня ловил? — простецки так осведомилась девушка, глядя на него улыбающимися поразительно сочными серыми глазами.
Он такого насыщенного переливающегося цвета сроду не видал. Прямо драгоценные камни, а не глаза. И как улыбаются! Вот где красота души вся, как напоказ. Не то, что в чёрных гляделках некоторых, где ни черта не разглядеть, кроме влажного глянца. А этот курносый носик, что так обалденно насмехается над придурком, который забыл, на кой хрен залез в кусты.
— Я соскучился, — выскочило из него признание.
— Так вроде ж целыми днями рядком толчёмся, — неумело пококетничала Дайна, маскируя смущение.
— И ещё толпа народа рядком толчётся, — проворчал Дон, поймав её руку с шершавой ладошкой и навеки въевшейся под ногти чернотой. — Не дают спокойно поговорить.
— Паксая говорит…
— Запрещаю её слушать! — брякнул Дон, мигом представив нравоучительные выступления зануды сестрицы.
Во всей красе.
— Как же не слушать? — прямо-таки поразилась его хамскому заявлению приличная девица. — Она чай госпожа.
— Для тебя у нас господ нет, — почти разозлился Дон.
— Знаю, — преспокойно подтвердила Дайна. — Так меня никто моей теменью беспробудной и не попрекает. Не гоняет, будто холопку какую. Зазря не тыркает. Уважительны все, будто к равной. А я-то и не равная. Вы все господами родились. Учёные на зависть. Не то, что я, — вздохнула она.
— И ты выучишься, — не понял Дон причины тусклой безнадёги в её голосе. — У тебя теперь учителей, как грязи. Они тебя скоро насмерть заучат. Насели все, как мухи на… Хм. Разгонять пора, чтобы не засидели тебя красивую.
— Не надо разгонять, — испуганно прошептала Дайна, вытаращившись на всемогущего манипулятора.
— Да шучу я, — поспешил сдать назад разошедшийся придурок, который не знает что сказать, оттого и гонит всякую хрень: — Наоборот рад, что тебя приняли за свою. Когда окончательно осядем, сможем тебя нормально учить.
— Знаю, — облегчённо выдохнула Дайна. — Мне Лэйра обещалась. Она поди самая умная. Фуф говорил, будто умней их. И дедушка Вуг к ней со всем почтением. Даром, что всё ругает её да обзывает.
Дон пребывал в ступоре, который его просто добивал. Нет, подобное состояние для него не в новинку. Но чтобы так тупить с девчонкой — этого за ним не водилось с тех пор, как прорезались волосы на ногах. На тех первых ногах, которые он носил в родном мире. В этом ничего не изменилось: ни волосатые ноги, ни нахальная уверенность в собственной неотразимости. И что бы там не гавкала эта задрыга Лэйра, профессиональными способностями манипулятора в личных целях он не пользовался. На кой ему обрабатывать мозги потенциальных дарительниц мимолётного счастья? Они и сами не прочь его всучить красивому, умному интеллигентному и сладкоречивому молодому человеку из приличной семьи. И не только юные скороспелки, но и более опытные женщины. Лишь обладательницам столь дряхлого плесневелого опыта, как у Лэйры с Паксаей, недоступно осознание праздника, которое несёт он в жизнь пытливых дам.
Сооружённый на скорую руку тренинг не помог: он по-прежнему не знал, о чём говорить с Дайной. И стоит ли перейти к провоцированию «большего». Больше всего его добивало то, что это самое «большее» как-то не заводило многообещающим финалом. Он столько дней без секса, что уже почти евнух, но заполучить его любой ценой не грело.
— Ты со мной… не хочешь? — сразила его вдогонку Дайна, участливо заглядывая в глаза пентюха, что не торопился распускать руки. — Ты не думай: я девица. Никого до себя прежде не допускала. Ты один по сердцу пришёлся.
— И ты мне, — с облегчением выпалил Дон, ибо запруду прорвало. — И… с тобой я очень хочу. Но не так, — досадливо огляделся он, дотумкав, в чём суть проблемы. — Не по кустам. Не впопыхах и не украдкой. А всерьёз и надолго.
— Ты что ж, замуж меня зовёшь? — обалдело вскинула руку Дайна, словно желая откреститься от соблазняющей её нечисти.
— Зову, — с полной уверенностью в подобном шаге заявил Дон. — Пойдёшь?
— За тебя? — задумчиво протянула разумница, не привыкшая кидаться на всё, что блестит.
Будь оно так, жирная Можка давным-давно бы сыграла в ящик. А Дайна, женив на себе её тупое отродье, прибрала бы к рукам столь выгодное предприятие, как трактир на бойком месте. Но эта девочка ценила себя гораздо выше — слава Будде, что она такая, а то бы Дон здорово разочаровался. Кажется, он реально втюрился, и это грело, как… Давно он не испытывал подобных будоражащих чувств.
А если эта сволочь «барбос» сунется сейчас химичить в его закипающей крови, он зароет его, даже ценой самоубийства. Блок внутренней защиты внял и отцепился со своей дебильной манией наведения стерильного порядка в психике манипулятора.
— Я бы за тебя