наш единственный выходной, который мы планировали провести вместе, и остаток дня делал все то, что мы обычно делаем по субботам. Для начала – поездка в сады Хорнимана. Побродив немного, я направился к нашей скамейке и посидел там, любуясь видами Лондона. Потом вернулся домой перекусить и, читая газету, поел круассанов. Все ждал, что дверь откроется, войдет она и бросится ко мне с извинениями, но ничего не происходило. К тому времени, как раздался телефонный звонок, я уже так долго метался между раздражением и яростью, что не смог успокоиться. Это же чертова дешевка, такую где угодно купишь. К чему вся эта сцена? Если только игрушка не значила для нее больше, чем она соглашалась признать.

Итак, когда в тот вечер зазвонил телефон, я схватил трубку на волне благодарности и облегчения. Я знал, что всегда готов простить ее. Конечно же, готов.

– Привет, Мэйбл, – сказал я.

– Привет, Ксандер. Это Себ. Грейс у нас.

– А, – замешкался я, – и когда же она вернется?

– Зависит от тебя, – ответил он, вздохнув.

Я слышал, как телефон передали из рук в руки, и вот уже на том конце оказалась Грейс.

– Если хочешь встретиться, приходи на нашу скамейку, – просто сказала она и повесила трубку.

* * *

Вот я и пришел – на это самое место – и извинился перед ней. Море зелени и открытое пространство – как и сейчас – придавали мне ощущение свободы. Я чувствовал, что мой мозг способен отсеивать шелуху и рассуждать разумно. В тот момент я рассудил, что Грейс любит меня. Она знала меня, знала, что я люблю ее. Ариэль же никто, мимолетное увлечение. И моя ревность лишь доказывала то, как сильно я ее любил.

Сейчас, однако, от мыслительного процесса меня бросает в дрожь. Убийство занимает каждую клетку в мозгу, и голова начинает пульсировать. Дышу ровно, пока факты не расставляются по местам: тот мужчина, по всей видимости, убил женщину. Он организовал людей, чтобы вывезти тело. Об этом говорят улики: фургон и двое нанятых грузчиков.

Покрепче закутываюсь в пальто, стараюсь извлечь из него хоть немного тепла. Надо двигаться вперед. Надо заняться этим, пока не утекло время и он снова не улизнул. Пройдя через сад, оказываюсь на главной дороге – по ней совсем скоро я вновь возвращаюсь в Паддингтон, в Фиолетовую зону. Головная боль уже разошлась на полную катушку, но то, что я делаю, гораздо важнее. Толкаю стеклянную дверь полицейского участка Паддингтон Грин. Оказавшись внутри, первым делом проверяю, аккуратно ли убраны волосы. Затем спрашиваю у дежурного насчет Блэйк или Конвэя.

– Они уже идут, сэр, – отвечает офицер и предлагает мне сесть, чтобы их подождать.

Он обратился ко мне «сэр». Значит, магия одежды все-таки сработала и на мне. Через пару минут появляется молодой человек и ведет меня в комнату для ожидания. Мгновение спустя возникают Конвэй и Блэйк, их лица холодны. Я встаю.

– Мне надо поговорить с вами об убийстве в 42Б.

Они переглядываются.

– Сейчас с этим разберемся? – спрашивает он у нее.

Она кивает, глядя прямо на меня.

– Пойдемте. Найдем свободную комнату.

Меня ведут в такую же комнату, как та, где со мной беседовали два предыдущих раза. По лицам Блэйк и Конвэя вообще не скажешь, что мы знакомы. Они указывают мне, где сесть, но даже не смотрят на меня. Расположившись и включив запись, Конвэй сцепляет пальцы в замок.

– Ксандер Шют, мы арестовываем вас по подозрению в злоупотреблении временем полиции. Мы не будем повторять предостережение, но оно полностью применимо. Вы имеете право молчать, но можете навредить своей защите, если не расскажете то, на что затем будете опираться в суде.

Я киваю. Затем, опомнившись, произношу вслух:

– Да.

– Вы помните, как во время последнего разговора сделали заявление о совершенном убийстве? Что вы стали свидетелем убийства? Женщины.

– Да, – медленно отвечаю я.

– Для начала: вы подтверждаете, что именно это мне сказали? – серьезно продолжает Конвэй.

– Да.

– И что вы описали напавшего как белого мужчину чуть моложе или чуть старше тридцати?

– Да.

– И вы назвали адрес: дом 42Б, Фарм-стрит, Мэйфейр, Лондон?

– Да, вы все это знаете.

– И вы описали помещение, где, по вашему мнению, произошло убийство?

– Да.

– И вы подтверждаете свое описание во всех подробностях? – спрашивает он, скрестив руки на груди.

Замечаю, что один из манжетов его голубой рубашки – потертый на сгибе.

– Подтверждаю. Куда вы клоните? – Во мне нарастает недоумение.

– Тогда напомните мне, пожалуйста, как вы описали помещение.

Я знаю, что на моем лице написано замешательство, но ничего не могу с этим поделать.

– Ну, там черная входная дверь сбоку от парадной лестницы. На двери номер: 42Б.

– Ага, – кивает он, пощипывая себе мочку уха.

– Внутри прихожая, – продолжаю я, закрыв глаза, чтобы дать картинке всплыть в памяти. – На полу викторианская плитка. Черно-белая. На лампе – абажур Тиффани. Большое позолоченное зеркало в фигурной раме. Стены кремовые, кажется. В конце коридора еще одна дверь, за которой что-то вроде сдвоенной комнаты. Как будто стенку убрали. Прямо и налево – камин. Два кожаных дивана друг напротив друга. Вдоль стен – шкафы с книгами. В другой половине комнаты – обеденный стол и шесть стульев. Красное дерево. Шелковый ковер с узором на полу. Мне продолжать?

– Нет, достаточно. Это в целом совпадает с описанием, которые вы дали в прошлый раз, – отвечает он.

– И вы подтверждаете свои слова, Ксандер? – включается Блэйк.

– Да, конечно. – Я все еще понятия не имею, к чему все идет.

Что-то будет, я знаю, вопросы готовят почву. Но не представляю, что это может быть.

– Два офицера, одетые по форме, прибыли по этому адресу вечером в тот же день, когда вы заявили об убийстве, и установили отсутствие следов борьбы или какого-либо насилия, не говоря уже о причинении кому-то смерти.

– Да, вы говорили в прошлый раз, – возражаю я, – и вы пообщались с парнем, который там живет. Эбади? У него алиби. Я помню. Но у меня есть новая информация, которая все меняет.

К моему удивлению, они игнорируют это замечание и, как ни в чем ни бывало, продолжают задавать вопросы:

– Показываем подозреваемому вещдок ПЖВ/два. Мистер Шют, взгляните, пожалуйста, на съемку.

Блэйк открывает ноутбук и включает видео, похожее на запись с камеры наружного наблюдения.

– Что это? – спрашиваю. – Камера наружного наблюдения?

Она отвечает, не поднимая головы:

– Нет. Это запись с камеры на теле одного из офицеров, осматривавших место.

Она поворачивает экран, чтобы нам обоим было видно.

– Как вы можете заметить, он подходит к 42Б. Вы узнаете дверь?

– Да, это она, – отвечаю