– Ариэль, – с напором произнес я. Моя задача была поселить в нем сомнения. – Мэйбл любит вас, – продолжил я, и мое сердце екнуло, – то есть вашу йогу.

Я перевел взгляд на Грейс и увидел, что она покраснела.

– Мэйбл? – Он слегка улыбнулся, разглядывая нас обоих.

– Ах, извините, – я разозлился сам на себя. – Это кличка.

– Кличка? Она истинная энигма, – спокойно заметил он, глядя ей в глаза.

На секунду дольше, чем следовало бы.

Поймал себя на том, что улыбка моя становилась нервной. Воздух вокруг нас застыл, и с минуту мы просто пялились друг на друга, натянуто улыбаясь.

– Так, значит, Ариэль. Любопытное имя. Ассоциируется с… – начал я, но он меня перебил:

– Знаю, знаю. Ариил, Лев Божий. – Он махнул небрежно рукой. – Я часто это слышу, но предпочитаю…

– Вообще-то я подумал о стиральном порошке, – возразил я и, не дождавшись ответа, вышел прочь из комнаты. В следующее мгновение Грейс, выбежав следом, яростно прошипела мне в спину:

– Ты бы мог хоть раз…

– Что?

– Не вести себя как идиот? – закончила Грейс; она сначала поравнялась со мной, а затем обогнала.

– Ну я же пришел, разве нет?

Я с трудом поспевал за ней.

– Если ты изначально планировал строить из себя обиженку, то зря старался.

Она остановилась на дороге, чтобы вызвать такси.

– В свою защиту могу заявить: я не планировал, так получилось.

Я схватил ее под руку, но тут просигналило подъехавшее такси, и она выскользнула. Когда мы тронулись, она молча смотрела в окно. За всю поездку она не произнесла ни слова, а у меня в голове вертелось: пусть мы и движемся в одном направлении, но в действительности она все больше отдаляется от меня.

* * *

Нажимаю на кнопку остановки и выхожу из автобуса. Здесь даже воздух другой: стерильный, как из кондиционера, словно в Мэйфейре обеззараживают даже уличный воздух. Шагаю по Саут-стрит, пока она не впадает в Фарм-стрит, и уже через минуту оказываюсь напротив дома 42Б. Разглядываю черную блестящую дверь. Даже теперь, под утренним солнцем, от этого места бегут мурашки по коже. Она должна быть где-то внутри.

Я заставлю полицию поверить мне, если найду улики. Если выясню о нем больше.

Однако теперь, когда я здесь, в мою кровь будто впрыснули неуверенность. Перехожу на другую сторону дороги, откуда удобнее наблюдать за домом. Основное здание представляет собой большой викторианский особняк из красного кирпича на несколько подъездов; дверь в 42Б спряталась сбоку от главной лестницы. Поднимаю глаза: над дверью замечаю подъемные окна – закрытые, с задернутыми занавесками. Пройдя чуть дальше по противоположной стороне улицы и миновав несколько подъездов, оказываюсь на своем прошлом наблюдательном посту.

Ничего подозрительного.

По-прежнему никакой полиции.

Никакой полицейской ленты.

Ни намека на то, что мирное бытие этой улицы было нарушено.

Вдруг я вижу, как дверь главного входа в дом номер 42 открывается, и в эту секунду сердце замирает. Вот оно. В проеме появляется женщина средних лет: она выходит и оборачивается, чтобы запереть замок. Наблюдаю, как она осторожно спускается по лестнице. Только она справляется с последней ступенькой, как я, рванув через улицу, оказываюсь рядом с ней. Подняв глаза, она встречает мое приближение полуулыбкой. Привыкла, что мир относится к ней с добротой и заботой, вот и не боится меня. За всю жизнь ничто и никогда не имело права ее пугать.

– Извините, пожалуйста, – говорю я.

Инстинктивно смущаюсь, однако ее улыбка дает понять: она меня не отторгает. На мне одежда Себа, и я достаточно опрятен, чтобы она признала во мне архетипическую принадлежность к своему кругу.

– Да?

Смотрит на меня своими бесцветными глазами хаски. Она старше, чем я полагал, – ближе к семидесяти, чем к пятидесяти.

– Извините за беспокойство… – продолжаю я.

Слова вылетают еще до того, как я их осознаю. И я понятия не имею, чем закончить фразу.

– Да?

Замечаю, как она прижимает к себе блестящую кремовую сумочку. Вот теперь я ее насторожил.

– Я встречаюсь здесь со своим другом из 42Б, но он не открывает.

– А, вы про мистера Эбади? – Голос ее звучит как стекло.

– Э-э-э, ну да, – отвечаю я, – про него. Вы случайно не знаете, где он?

Она пространно смотрит на меня.

– Может быть, у своей девушки? – предполагаю я.

– А, – хмурится она, – не знала, что у него есть девушка.

– Ой. – Мое сердце сжимается, но мысли бегут вперед.

– Так вы сказали, что пробовали звонить в дверь? – спрашивает она, наклонив набок голову.

Киваю.

– Ну, этот звонок может, как я это называю, залипать. К нему нужен особый подход. Немного пошатать кнопку. Подойдите, я покажу. Когда-то это была наша квартира, чтобы вы знали.

В этот момент меня охватывает паника. Нельзя допустить, чтобы она позвонила в дверь, но в то же время я не могу придумать, как ее остановить.

– Скорее всего, контакт отошел, – рассуждает она, приближаясь к 42Б.

Мое сердце бешено колотится, я судорожно ищу выход. Вроде бы повод для паники абсолютно смехотворный, но я никак не могу позволить ей нажать на звонок. Она уже заносит палец над кнопкой, и в этот момент я хватаю ее за руку.

Она встревоженно оборачивается.

– Простите! – успокаиваю ее как можно нежнее. – Я только. Понимаете ли, тут такое дело, я, по правде сказать, не знаком с этим парнем. Признаюсь вам, я из финконтроля, – торопливо бормочу я, выколупывая откуда-то со дна воспоминания из банковского прошлого.

– Из финконтроля?

– Ага, специалист по финансовым расследованиям. Провожу рутинную проверку. По налоговым вопросам. Так вы не возражаете, миссис…

– Уилберт, – вставляет она.

– Миссис Уилберт. Вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов?

– Хм, – насупилась она. – Вот только, – тут она по-заговорщицки склонилась ко мне, – только вчера сюда приезжала полиция.

Изображаю изумление:

– Что, правда? Зачем?

– Точно не знаю, – отвечает она и, повернувшись, направляется к тротуару. – Я лишь мельком видела, как они уезжали. Никаких мигалок или что у вас там. Еще подумала, вряд ли что-то важное.

Она идет в ту сторону, откуда я пришел, и я стараюсь не отстать.

– Миссис Уилберт, часто ли мистер Эбади принимает гостей по ночам?

Я стараюсь, чтобы формулировки моих вопросов соответствовали ее пониманию стандартов высшего общества.

– Э-э, дайте подумать, – она останавливается, – в последние дни я плоховато сплю. Знаете, мне всегда твердили, что к этому возрасту я оглохну, но, к великому сожалению, этого до сих пор не случилось. А через эти стены, к вашему сведению, слышно все подряд, особенно снизу. Да, думаю, это был вечер вторника. Там все время чем-то грохотали. И я определенно слышала какие-то голоса.

Мое сердце екает.

– А