Качаю головой. У меня сохранился только потрепанный обрывок воспоминания, не более.

– Ну конечно, помнишь. – Он берет фотографию в руки. – Она еще хотела, чтобы каждый из нас сфотографировал остальных троих. Эту фотографию сделал ты.

Встаю и усаживаюсь на софу рядом с ним, чтобы разглядеть снимок.

– Кое-что припоминаю, – говорю, – но мне так трудно восстанавливать в памяти крупицы тех дней. Все это как бы оказалось вне меня из-за внешнего воздействия. Электросхемы сгорели, вроде того.

Себ кивает, словно он понимает, но я не уверен, что до конца.

– Мы все еще иногда встречаемся с Ниной, – произносит он.

– Ну как она? – спрашиваю.

Интересно, а что насчет Грейс? Виделся ли он с ней в последнее время? Хочу спросить, но провод, что ведет к ней, слишком оголен. Больно.

– Все так же. Ты же знаешь ее: слишком умная, чтобы быть счастливой.

Улыбаюсь. Вот Нине восемнадцать, она только что переспорила, переубедила преподавателя во время консультации.

– В любом случае слишком интеллектуальная для тебя, – говорю я.

И затем осознаю, что не знаю, как давно они расстались. Или все еще вместе.

– Извини, – добавляю я, заметив, как он помрачнел. – Я не хотел.

– О, не переживай. Мы все знали, что я долго с ней не продержусь.

Грустно улыбнувшись, он делает глоток.

– Ну и как надолго тебя хватило?

– Вообще-то, я был не так уж плох с учетом всех обстоятельств. Мы решили разойтись где-то год назад.

Сделав глоток, хватаюсь за челюсть: виски обжигает язык. В те дни Нина казалась мне неземным существом. Помню ее высокие скулы и огромные модные сережки, а еще за ней, куда бы она ни шла, шлейфом тянулся аромат роз. Но все это никак не отражало ее личность, а сама она почти не раскрывалась. Казалась непроницаемой – во всяком случае, для меня.

Себ, смачно отхлебнув из стакана, прочищает горло.

– Насчет Грейс, – продолжает он.

При ее упоминании сердце выпрыгивает из груди. Какое-то мгновение я спорю сам с собой. Я хочу узнать, как она, где она, но в то же время знаю, что, услышав это, не вынесу боли. Так недосягаемо она теперь далека. Вытягиваю на отсечение руку.

– Все хорошо, – говорю я, – ты не обязан.

Он ерзает на софе, разворачиваясь ко мне. Вздохнув, кивает.

– Ты-то сам как, Ксандер? Где был все эти годы?

Неожиданно для самого себя смеюсь. Идея сгрести и собрать воедино черепки разбитой за тридцать лет жизни вдруг кажется мне абсурдной.

– Везде понемногу, – улыбаюсь я наконец.

Он смотрит мне в глаза и пытается улыбнуться в ответ, однако улыбка умирает у него на губах.

– Прости, я должен был сделать больше.

Не сразу понимаю, о чем он.

– Сделать больше? Что ты имеешь в виду?

– После Рори. Ну ты знаешь. Я должен был приложить больше сил.

Поворачиваюсь к нему лицом.

– Не понимаю.

Он продолжает ерзать.

– Я не знаю. Мы должны были… я должен был приложить больше сил, чтобы тебе помочь.

Я в растерянности.

– Себ, мне не нужна была помощь. Ты был не обязан.

– Я должен был поддержать тебя, Ксанд.

Он встает, грустно качая головой. Потом вздыхает и расправляет плечи, сбрасывая с себя воспоминания. Трет глаза; видно, что он устал.

– Могу одолжить тебе пижаму, если хочешь. Оставлю на твоей кровати.

Собираюсь попросить его не беспокоиться, но затем осознаю, что, возможно, он не хочет, чтобы я спал на его простынях без одежды.

– Спасибо, – говорю я, вставая. – Утром слезу с твоей шеи.

При этих словах Себ останавливается в дверях и оглядывается на меня.

– Я совершенно не хочу знать, что там с тобой, если сам не хочешь рассказывать. Но ты должен остаться – во всяком случае, пока со всем не разберешься.

Снова усмехаюсь; надеюсь, выглядело это по-доброму.

– Себ, разобраться со всем – вряд ли про меня.

Он колеблется какое-то мгновение и произносит:

– Знаю, что тебе давно уже не хватает бенсов. Но…

Тут он словно не находит слов. Шумно выдыхает и, поставив руки на пояс, добавляет:

– Я правда боюсь за тебя, ведь на улице что угодно может случиться.

Не представляю, о чем он. Обо мне? Это мой мозг чудит, опять о чем-то позабыв, или уже Себа? На всякий случай киваю ему и слегка улыбаюсь вдогонку, делая вид, что понимаю, о чем он. Но на самом деле понятия не имею.

Глава пятнадцатая

Суббота

Лучи света, проникающие в комнату, угол, под которым они падают, их яркость – все говорит за то, что сейчас еще раннее утро. Пора вставать, если хочу провести день с пользой.

Умываюсь, быстро одеваюсь и крадусь вниз по лестнице – так тихо, как могу. Следов Себа не видно – он, верно, еще спит или уже ушел на работу. Мое, его пальто висит на балясине, где я его сам и оставил. Накидываю его на себя. Пальто уже начало принимать мою форму и ощущается как мое собственное. Кожей чувствую мягкий бархат воротника. Вот в прихожей ботинки – не помню, как их снимал. Надеваю их и выхожу, аккуратно закрыв за собой дверь.

Стоит холодная февральская погода. Что-то в воздухе напоминает о позабытой ночи Гая Фокса, пусть ноябрь уже давно прошел. Легкая дымка, тонкий запах серы. Пока иду к автобусной остановке, меня настигают события вечера четверга в полицейском участке. Обвинение, что зря трачу время полиции. Я всего лишь заявил о преступлении, убийстве, а они все равно отдали мое дело прокурору для предъявления обвинения.

Так и не понял, как ему удалось ускользнуть. Вытираю лицо рукой и жду автобус. Когда он приходит, я захожу, плачу проездным Себа и усаживаюсь в самом конце, закутавшись поуютнее в пальто. В окно вижу, как вплотную к нам подъезжает другой автобус, и у меня тут же кружится голова – кажется, будто мы едем назад.

Уезжает вперед и полоска рекламы на борту того автобуса. «Ариэль: капсулы 3 в 1». Закрываю глаза, чтобы не подпустить воспоминания, но те все равно проникают.

День, когда я с ним встретился.

* * *

Грейс хотела, чтобы мы с ним встретились. Считала, наверное, что так я стану лучше к нему относиться. Не стал.

– О, Ксандер, я столько о вас слышал, – заявил он мне, только я зашел в его студию йоги.

Он обеими руками сжал мою – его ладони были теплые и загорелые. Одежда на нем была из белого шелка, и он парил, как бесплотное божество, я же в напряжении застыл – одетый в