на широкий круг, и мой разум начинает раскрываться, возвращая меня к событиям прошлого. Произошло убийство. Тут в голову приходит фраза, которую я всегда любил и при случае использовал. Что это, бритва Оккама? Или слова Шерлока Холмса? Как бы то ни было, я помню сам принцип. Отсеки невозможное, и все, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, будет правдой. Действительно ли так? Если да, правда в том, что произошло убийство, потому что я видел его своими глазами. Я наблюдал то, что случилось до него и после, видел ее, лежащую на полу. Красное вино на груди, как распускающийся цветок. Она не дышала. Она была мертва. Я видел, как он ушел. На следующее утро я был в больнице. В тот же вечер меня опросила полиция. И в тот же вечер полиция осмотрела квартиру. Квартира точно правильная – я видел ее на видео.

Тут сходится.

Но дальше все начинает рассыпаться. Та же самая дверь. И здание. Мог ли я ошибиться с адресом? Мог? Размышляю над этим. Нет. Не мог. Снаружи все так, как я и помню. А когда я приехал туда утром, то своими глазами увидел: дом верный.

На съемке тот же интерьер, в каком-то смысле. Те же размеры. Окна на своих местах. Камин – где и был. Та же лепнина на потолке. Это та же квартира. Непреложный факт. В ней произошло убийство. В этой квартире. Яснее и быть не может.

В очередной раз обогнув здание полицейского участка, прихожу к отрезвляющему выводу. Каким бы невероятным это ни казалось, кто-то за один день изменил интерьер помещения. В это трудно, более того, невозможно поверить. Но это не невозможно. Если у тебя хватает денег, сколько всего можно успеть за день, скажем, с бригадой из десяти работников?

Трудно поверить.

Но, снова вынужден признать, не невозможно. Я знаю – видел однажды по телевизору. Женщина ушла на день, а вернулась в полностью переделанный дом. Телевизионная команда, неограниченный бюджет и бригада работников изменили сад, кухню, ванную и спальни. За день.

Трудно поверить. Но не невозможно.

Эбади – опасный человек. С теми огромными деньгами, которые, похоже, у него имеются, он мог бы избавиться от улик быстро и незаметно. Человек с такими связями, вызвавший людей с фургоном, чтобы вывезти тело, уж точно сумел бы организовать в доме декоративный ремонт. Даже провернуть его незаметно и тихо. Хотя соседка миссис Уилберт и слышала в ночи какой-то шум.

Перебираю в голове все перемены, произошедшие с квартирой. Зеркало повесить можно быстро. А пол? Викторианскую плитку так быстро не снимешь и не переложишь. Зато можно положить плитку поверх. Легко и просто. Затирка за один день до конца не высохнет, но если ее не трогать, то и не догадаешься. И с каждым новым днем она будет подсыхать. Сейчас все застыло уже окончательно.

Темнота начинает вступать в свои права, и я чувствую что-то у себя за спиной. Мое тело застывает, и мимо меня проносится укутанная фигура. Я напрягаюсь, а когда она удаляется, расслабляюсь. Бегун. Снова можно дышать. Раздумываю, куда бы пристроиться на ночь, и вспоминаю о Себе с его домом. Задается ли он вопросом, приду я ночевать или нет? Стоит ли мне вернуться, чтобы еще одну ночь провести в тепле, или лучше остаться на улице, чтобы мозг не болел от недостатка пространства? Нельзя, чтобы кости и кожа привыкали к комфорту, после того как я столько времени закалял их, подставляя под удары погоды.

Запах. Разве там не должно пахнуть ремонтом? Невысохшим плиточным клеем? И что в таком случае должна делать полиция во время этой, по их словам, рутинной проверки? Сочтет ли полиция уместным заявить арабскому миллионеру о странном запахе в его доме в Мэйфейре по жалобе какого-то бродяги? Да заметят ли они вообще что-нибудь? А может, дом был тщательно пропитан ароматами елея и ладана, чтобы перебить тот запах?

Пока размышляю об этом, холодный ветер жалит мои уши, и ноги сами несут меня к дому Себа. Стук в голове унялся. С мыслительной работой на сегодня покончено, и я знаю: мне нужен лишь сон. Крепкий ночной сон принесет больше пользы, чем мечущийся ум. Недостаток сна снижает способность нейронов кодировать информацию и переводить сигналы, полученные рецепторами органов чувств, в осознанные мысли. Без сна клетки мозга не могут общаться друг с другом. От недостатка сна провалы в памяти станут только хуже, я в этом уверен.

Намечаю маршрут и отправляюсь на юг, осторожно, как канатоходец, проходя сквозь Зеленые зоны.

Я знаю, что делать, но знаю и то, что ограничен во времени. Ни Конвэй, ни Блэйк мне не помощники. Не представляю, чтобы кто-либо из них помог бы вывести Эбади на чистую воду. Они же считают, что я лукавлю. Лгу. Да еще предъявили мне вот это – воспрепятствование правосудию, уголовную ответственность за ложь. Все придется делать самому.

Глава восемнадцатая

Суббота

– Поел? – не поднимая головы, спрашивает Себ. Он одет в мягкий светло-голубой свитер с круглым вырезом. От одного взгляда на него, сидящего на софе, уже становится уютно.

Качаю головой. Часы на стереосистеме мигают, показывая 21:10. Как только мозг фиксирует это время, живот начинает урчать.

– Нет, я сыт.

Он смотрит на меня с полуулыбкой и нажимает на экран мобильного.

– Китайская кухня, неподалеку. Обычно быстро привозят, – говорит он. – Я же правильно помню? Тебе нравится китайская еда? Точнее, нравилась.

На этой фразе меня переносит в прошлое. Китайская еда вечером в каждую пятницу, у нас с Грейс. Наш ритуал, попытка заложить некую традицию, которая придавала бы нашим отношениям характер длительных.

– Да, – отвечаю, – правильно помнишь. Это все Мэйбл.

Себ скроллит в своем телефоне.

– Мэйбл? – спрашивает он, а затем припоминает: – Ах да, Грейс. Ты называл ее Мэйбл.

В этот момент в камине шевельнулось бревно, раздался треск и из-за решетки с шипением вырвалось облако пара.

– Так почему все-таки Мейбл?

Мы уже несколько месяцев встречались, как вдруг она призналась мне, что зовут ее на самом деле не Грейс. То есть Грейс не основное, а среднее имя.

– Ненавижу свое имя. И зачем только давать среднее имя Грейс, если основное – такое ужасное? – сказала она.

Не помню уже, что ответил. Где мы были, что делали – эти детали от меня ускользают. В воссозданном мной воспоминании мы шли по какому-то красивому месту, пинали осенние листья, а ветер их подхватывал. Надо было возразить, что не такое уж оно и плохое, но, когда я мысленно