сверху. Деревянные балки поперек двухскатной крыши использовались как крепление для спортивного инвентаря: у самого входа турник с грубой металлической перекладиной; дальше трос и канат огибали деревянный брус, свисая потрепанными концами вниз; у окна самодельный рукоход состоящий из торчащих железных прутьев, изогнутых полукругом, они начинались у стены и уходили к самому потолку. Из мебели шкаф, небольшой комод и тумбочка у кровати, состоящей только из матраса.

— Это твоя комната? — Позади послышались шаги, не стала оборачиваться.

— Летняя камера заключения.

— Звучит мило, включишь свет?

Вместо ответа громкий смех.

— Я же говорю, летняя камера заключения, в таких свет не полагается.

Развернулась возразить, и застыла. Мысли отключились, взгляд блуждал по оголенному телу, которое укрывало махровое полотенце на талии. Высокие трапеции спускались к широким плечам, очерченная линия груди, плоская дорожка вниз к прессу и пупку. Сетка широких вен спускалась по массивным рукам. Смуглая кожа выглядела натянуто под мышцами, она очерчивала их изгибы, подчеркивала движения золотистым отблеском. Дорожка волос поднималась к груди, и только подчеркивала спортивное тело. Заир не двигался, только победно оскалился, что вернула меня к потоку мыслей. Бжиг. Свет, да, точно. Бжиг. Борзик, ты бы смог разрядить эту обстановку. Оглядела стены, не находя кнопок.

— Позволишь? — Заир положил руки на узел полотенца, сглотнул, я повторила за ним.

— Да, — отвернулась, чувствуя как щёки полыхают, в горле становится сухо, а в груди защемило от переизбытка чувств.

Становилось жарко, нужно было брать себя в руки.

— Почему камера заключения?

— Я часто сбегал из дома по ночам. — Заир переоделся в свободные спортивные штаны и футболку. Матрас он пододвинул к окну, и пригласил меня присесть. — Садись, придётся эту ночь нам разделить спальное место.

— Главное…

— Держать дистанцию. Угадал? Твоя любовь к расстояниям распространяется только на сексуально желаемые объекты?

Ложь, которая, однако, сейчас имела место быть. Рассмеялась, устроилась у стены, куда подал свет из окна.

— Это ты на себя намекаешь? — Нервно перебирала руками плед, ладошки вспотели.

— Ладно, упустим на время эту тему, — Заир широко улыбнулся, прошёлся кончиком языка по зубам и улёгся на подушку.

Его карие глаза в темноте смотрели на меня недвижимо, меня бросало то в жар, то в холод. Нужно было расслабиться, вернуть разговор в дружеское русло, как я всегда умела — для этого разорвать зрительный контакт. Опустилась, легла напротив Заира.

— Отчего сбегал? Золотая ложка во рту некомфортно лежала?

— Золотая ложка? Девушка, которая говорила о невежестве, сама угодила в свой капкан. Почему злишься?

Злюсь ли? Может это чувство уже срослось со мной до такой степени, что стало нормальным. Перестала замечать за собой колкостей, недовольства, жажды, которые меняли структуру некогда ребенка постепенно, по частям создавая взрослую неполноценную личность. Ошибки, ограничения, лишения, проблемы должны помогать расти, закалять, взращивать алмаз. На деле калечат, губят под собой, словно не только я разучилась решать и принимать. Справедливо? Наверное, да, всё зависит от угла, под которым смотрю на проблему. Эта была не злость, а зависть, словно я воспринимала Заира за соперника, а его семью как ненавистный эталон. Стало быть, нужно создавать свою семью по этим «стандартам», работать над собой, учиться, а не оглядываться назад, с голодом и пустотой. Как итог, застряла на уровне потерявшегося ребёнка. Плевать.

— Ты можешь поговорить со мной, что тебя беспокоит?

От его вопроса стало тошно, хотелось сбежать, закрыться. Говорить о мозолях не могла, челюсти, будто срастались, а в горле ком. Прозрачная пелена слез наполнила глаза, сморгнула, порадовавшись отсутствию света.

— Ты не ответил, почему сбегал. — Голос слышался ломаным.

Заир помолчал, а после вздохнул и начал говорить, опуская колючие темы.

— Мне нравилась девочка, Белоснежка, она жила через три дома. Нам было по пятнадцать, и хотелось острых ощущений.

— Белоснежка?

— Она меня бросила через год, потом другого день в день, и так ещё пять ребят. — Заир выждал паузу, разглядывая мой профиль. — Получается, я был первым гномом, а за седьмого она вышла замуж.

Истеричный смех вырвался наружу, полетел по своду крыши дикими чайками, заполняя все пространство этим звуком. Ассоциация белокожей красавицы с семи гномами, в числе которых был Заир, забавляло. Смех стихал с неохотой, возвращаясь короткими смешками.

— А дальше? Золушка и Спящая красавица?

— Не настолько, — Заир придвинулся, опуская голову рядом со мной. — Следующая моя влюбленность была в университете. Мы встречались два года, я уехал в другой город на практику, а когда она должна была ко мне приехать, то проспала самолёт.

— И? — Приподнялась, ожидая развязки.

— Больше мы не виделись.

— Нет, всё не может быть настолько плохо. — Села, подгибая под себя ноги. — У тебя семья замечательная, ты, — запнулась, подбирая слова, — хороший человек.

— С тех пор у родителей идея фикс. Поглумилась? Смотри что есть, — Заир закопошился, взял меня за руку и положил что-то в ладонь.

Поднесла к свету. Та самая неудачная гайка, что была послана Руфатом в свободное стремительное падение.

— Ты её нашёл, — Вспомнила, как в тот вечер Заир капался в углу и улыбнулась.

— Как твои уроки? Отец сказал, что ты ему хвасталась сегодня.

— Гайка с его помощью получилась что надо, а вот всё остальное.

Делиться недавними переживаниями, что не укрепились внутри, оказалось довольно легко. Заир меня внимательно слушал, кивал, когда нужно было, продолжал за меня фразу, будто умел читать мысли, даже те, которые терялись в момент рассказа. Разговор с ним был подобен уносящему вдаль течению, успокаивал медлительностью и тишиной, дарил странную гармонию уединения между нами.

— Ты должна участвовать в выставке, у тебя уже есть идеи?

— В общем-то, есть одна, проблема в исполнении. Руки не могут создать то, чего я не видела детально, а картинка в голове смазана, как под ретушью.

— Потренируйся на мне. — Заир уселся напротив, — Зачем создавать в голове живой образ, если перед тобой человек.

— Ты прав, но это будет странно. — Натолкнулась на непонимающий взгляд и вопросительно приподнятую бровь, видимо, придётся объясняться. — Сейчас темно, мне придётся почти вплотную тебя разглядывать.

— Я понимаю, что тебя это смущает, но ты ведь мастер, смотри на меня через эту призму.

Созданная разговором доверительная обстановка будила во мне интерес, любопытство для которого не было границ, и я кивнула. Придвинулась ближе, чувствуя тёплое дыхание. Запах мускатного геля для душа немного помутнил моё сознание, выдохнула и погрузилась в изучение.

Борозды морщин на лбу, не глубокие, только схватившиеся от часто нахмуренного лица. Прикоснулась пальцами, ощущая шероховатость кожи. Немного выдающаяся вперёд надбровная дуга, густые жесткие брови, уходящие к вискам. Нос прямой, крылья от кончика под прямым углом, ноздри спрятаны. Подушечки