себя неполноценной приживалой совершенно не хотелось. Пора заканчивать.

— Тебя смущают воспоминания или разговор о сексе?

— Хватит. — Отстранилась, на глаза накатывали слезы, укусила себя за щеку, чтобы привести в чувства. — Думаю, на этом наш с тобой договор разрывается. Скажи родителям, что мы расстались. Я тебя бросила, и про аборт, мы обсуждали.

Заир нахмурился, мои слова доходили до него с трудом.

— Значит, так ты всё решила?

Кивнула, снова закусила губу.

— Так не пойдёт, уговор был до тех пор, пока я сам его не разорву. Мама собирается к тебе ехать, я еле её остановил. Дед знакомых своих поднимать хотел, чтобы тебя разыскивать начали.

— Что за бред? — По телу побежали мурашки, по спине прошёлся холодок.

— Как понимаешь, всё не так просто. — Заир раскинул руки, достал из машины цветы, теплый сверток, по-видимому, с едой и всучил мне в руки. — Нужно довести историю до конца, плавно.

Акцент был поставлен на последнем слове. Знала ли Юля, в какую задницу меня послала тогда.

— И ещё, напоследок, не знаю какие у тебя тараканы в голове, но тебе было со мной приятно, а всё остальное решается диалогом.

На этом разговор был окончен. Он уехал, оставил меня одну с багажом мыслей, что давил на плечи. Его слова резали, раздирали сомнениями. Я боялась совершить ошибку, сделать себя несчастной собственными руками, но и верного решения не было.

Поднялась, поставила цветы в вазу, погладила Борзини и вышла из дома.

Так ли всё плохо, как мне может показаться? Что меня останавливает? Стало быть, отношение окружающих, на которое, как мне казалось, было плевать. Увы нет, вот я и вернулась в круг, который начался ещё в действе. Как удивительно меняется мнение окружающих о ребенке, как кардинально несопоставимы становятся их дети со мной, стоило только увидеть нетрезвого отца. В маленькие головы вселялись мысли о неблагополучии, наша с ними разница, где мои характеристики как человека падали. Жалостливые взгляды, резкие слова: «Адочка, отец ещё пьёт? А бабушка одна всё тянет. Ой, ой, ой». Не хочу сталкиваться с таким, больше никогда. Хватит и того, что Стас всё видит.

— Вон, как смотрит, как тут не подавиться? — Отец поставил тарелку на журнальный столик, бабушка ударила его по спине, так сильно, что глухой удар разнёсся по комнате. — Куда так сильно? Убьёшь.

— Такие как ты, Вовочка, не подыхают, ещё Аду переживёшь, — Бабушка устроилась рядом, погладила по голову.

— Бабуль, я там перекинула на лечение и продукты, а то этого проглота не прокормишь. — Положила голову на её колени, и стало спокойно, все мысли, чувства остановились, встали на паузу, я могла от них передохнуть. — Надо будет с тобой сходить в больницу, а то ты все, то с отцом, то с бабой Людой.

— Не стоит, родная моя, с бабкиными болячками таскаться.

Отец задрыгал руками, что-то изображал, пока бабушка не кинула в него подушкой.

— Как сама знаешь. — Махнул рукой.

— О чём он?

— Не знаю, я внимания уже не обращаю.

Мы засмеялись. Хорошо стало на душе, приятно, именно так, как нужно было.

Глава 29

В детстве я пришла к выводу, что плохие мысли притягивают плохие события, как груз что материализуется в пространстве и бьет по голове с небольшим опозданием. Потом поняла, теория была неверной, человек и без лишних размышлений может загнать себя по уши в дерьмо, а мыслями так вообще убить. События и мысли, разделяет их только ожидание, от чувства вины, от проступка, покаяния, и прочей ереси, что было придумано для того, чтобы делать несчастным каждый день.

Почему я думала об этом с утра? Наверное, я ждала обратного, находилась в непонятном ожидании, словно интуиция шептала: «Скоро что-то случиться и ты сожрёшь себя с потрохами». Голова гудела, пальцы покалывало от онемения, я думала лишь о том, чтобы этот карточный дом не развалился, меня не завалило его стенами, или я смогла бы вовремя выбежать. Со Стасом было временно улажено, с Заиром разобралась, бабушка на лечении. Отец? Ведь он обещал закодироваться, но это чувство томительной тревожности нарастало.

Сжала веки и открыла глаза, черные пятна заплясали на белом потолке. Борзини помял лапками край одеяла, развернулся ко мне и устроился под боком. Морда его была сонной, пушистая щека примялась, а когда зазвонил телефон он даже не поднял головы.

— Привет, — попыталась ответить бодро, мягким голосом.

— Привет, — в трубке послышался шумный выдох, продолжать Стас не стал.

— Отец?

— Да, и в этот раз всё несколько сложнее.

Ухмыльнулось тому, как я научилась чувствовать отца на расстоянии, вернее его выходки. Погладила Борзини по спине, он замурлыкал, это мало меня успокаивало, но ему, похоже, нравилось.

— Он что-то на стройке с прорабом не поделил, ночью закатал инструменты в бетон.

— Ночью? Может это и не он был.

Как же ловко я цеплялась за слова. Говорила так, будто имела представление о его делах, отчего-то меня уже было трубно удивить. Жизнь отца была для меня далекой, да и он не спешил делиться.

— Камера всё засняла, заявление написано. — Вот и вердикт. — Я в отделении, ребят попросил дать день, чтобы уладить это дело.

— Спасибо, Стас, спасибо тебе большое. — Неловко, от его чувств ко мне, от постоянной помощи. — Мне хватит одного дня.

— До восьми они должны забрать у следователя заявление.

— Я поняла, скинь адрес и, — Замолчала, разбираясь в себе, хотела ли я это знать, да, определенно, — как отец?

— Его не нашли.

Сбросила звонок. Что мне им говорить? Будут ли слушать? Ощущение мало значимости давило, будто я бессмысленно трачу силы, бьюсь головой, но ничего не меняю. Переполох застал меня горечью осознания, проблеск, что всегда был на поверхности, но сейчас явственно стал понятен. Мне было бы лучше без такого отца. Всхлипнула, точно не ожидала от себя такого. Это всё паника разливалась по венам, от непонимания того, что нужно было делать.

Поежилась, закутываясь в толстовку. Такси ушло по автостраде вправо, в дачный район, который только начинал застраиваться. Дорога пока представляла собой две колеи от шин, и шла не ровно. Буйный дикий лес отступал, сдавался под натиском больших машин и людей в касках, зелень заменялась серым камнем, деревья домами, а свежий воздух, смешиваясь с пылью, запахами пота и стройматериалов становился тяжелым, горьким, поскрипывая на зубах.

Как бы то ни было, вздохнула глубже. Мне нужно было взбодриться, поднять внутри боевой дух, или хотя бы на минуту освежить голову, словно мозг имел свойство перегреваться от больших нагрузок, но ничего