как «сердечно-легочная реанимация». Надавливая на грудную клетку, вы берете на себя работу остановившегося сердца: посылаете кровь и кислород по всему телу человека и особенно к его мозгу, который больше всего нуждается в этом для выживания.

Усилие, которое вам нужно приложить, очень мощное – достаточное, чтобы оставить синяк или даже сломать ребро. Возможно, вы беспокоитесь, что принесете больше вреда, чем пользы. Но если у кого-то случилась остановка сердца, он фактически уже мертв. Вы не можете ухудшить ситуацию. Но можете чертовски изменить все к лучшему!

Помните цепочку выживания?

Звено два в цепи требует решительности – начинайте искусственное дыхание, как только машина «Скорой помощи» будет в пути, и не останавливайтесь, пока не прибудет квалифицированная медицинская помощь.

7 сентября 2001 года

21. Керри

– Служба «Скорой помощи». Пациент дышит?

– Нет, нет! Это мой отец, мне кажется, что он не дышит, он буквально только что заваривал чай, и я услышала этот стук и… Папа, папа, очнись!

Вызов категории один. Вот для чего мы существуем.

– Хорошо, мне нужно, чтобы вы сохраняли спокойствие. Помощь уже в пути. Как зовут вашего отца и сколько ему лет?

– Майк. Майк Перселл. Ему 67 лет. Приезжайте скорее, пожалуйста! Папа!

Пока я записываю ее данные, я слышу шипение чайника на ее кухне, обсуждение по местному радио зон, разрешающих парковку.

– Как вас зовут?

– Джейн.

Джейн – первое звено в цепочке.

– Послушайте меня, Джейн, сейчас приедет «Скорая», но пока мне нужно, чтобы вы помогли своему отцу, сделав ему компрессию грудной клетки. Он уже на полу, верно? Он должен лежать на спине, на ровной поверхности.

Инструкции появляются на экране, хотя я знаю их наизусть. Маленькая точка показывает движение «Скорой помощи», которую отправил мой коллега. Она в шести минутах езды.

Джейн тяжело дышит.

– Он на боку. Я не могу… он большой…

– Есть там кто-нибудь, кто мог бы помочь?

– Нет. О черт, пап…

– Хорошо, хватайте его и тяните на себя, его вес сделает все остальное.

– Но что, если он ударится головой?

Эта часть сложна: как сказать звонящему, что человек, которого он любит, вне боли, насколько нам известно? Что теперь ничто из того, что они делают, не причинит ему вреда?

– Это не имеет значения, он должен лежать на плоской поверхности.

Она стонет, ее рот прямо у трубки: я представляю ее с телефоном, зажатым в изгибе шеи. Я слышу шлепок, когда пациент падает.

– Джейн, он сейчас в нужном положении?

– Да, я так думаю. Но почему он не дышит?

– Вы должны помочь ему сделать это. Встаньте на колени рядом с ним и отодвиньте его одежду в сторону, чтобы как следует рассмотреть его грудь.

Воспоминание: вид идеального торса Джоэла, когда я задирала его футболку, чтобы сделать то, о чем прошу сейчас Джейн. Я заменяю свой мысленный образ на образ этого пожилого мужчины с более хрупкими ребрами и более рыхлой кожей, но у него еще так много жизни впереди…

Его крах был засвидетельствован. Но, в отличие от многих, у него есть шанс.

– Теперь положите ладонь прямо в центр его груди, чуть ниже сосков. Пока все в порядке?

– Думаю, да.

По радио кто-то говорит: «Ссоры из-за парковки разобщают нас…»

– Теперь положите другую руку поверх первой и начинайте сильно давить вниз, по крайней мере, на два дюйма, в темпе, который я даю: раз, два, три и четыре. Держите руки прямо, раз, два, три и четыре… Вы делаете это сейчас, Джейн?

– Ему же будет больно! Папа, очнись!

Я потеряла счет тому, сколько раз я читала этот сценарий за одиннадцать месяцев работы оператором. Это ни разу не сработало. Бригадам так и не удавалось восстановить самопроизвольное кровообращение. Первая смерть, случившаяся в мою смену, почти сломила меня, потому что спасение Джоэла заставило меня почувствовать себя непобедимой.

Я смирилась с этим. Ты просто делаешь свою работу.

Коллега стоит рядом, мы оба смотрим на экран, желая, чтобы команда добралась туда быстрее.

– Мои руки устают…

– Я знаю, Джейн. Помощь почти на месте, но не останавливайтесь. Продолжайте в том же ритме, делайте хорошие сильные толчки.

– Но как насчет… когда они прибудут? – теперь она тяжело дышит. – Как мне открыть входную дверь?

Я помню, каково это ощущение одиночества – знать, что ты единственный, кто поддерживает чью-то жизнь.

– Бегите – смело – к двери, а потом возвращайтесь к своему отцу. Они подъезжают к улице. Один, и два, и три, и четыре…

На заднем плане раздается музыкальный звонок в дверь: песня группы Abba. Похоже, Money Money Money.

Джейн берет телефон с собой, и я слышу, как она говорит команде:

– Слава богу! Он здесь.

Она все еще считает: один, и два, и три, и четыре, а потом один из команды говорит:

– Мы возьмем управление на себя, милая.

– Джейн? – говорю я, теперь мягче, потому что мне не нужно помогать ей делать компрессию. – Я оставлю вас с бригадой, хорошо?

– Но… что мне теперь делать?

– Вы блестяще справились. Вы подарили своему отцу шанс. Берегите себя.

– Пока… – говорит она, и, хотя теперь с ней два человека и еще больше в пути, она кажется более одинокой, чем раньше.

Я заканчиваю разговор и выдыхаю. Мой коллега кивает: он знает о разочаровании.

– Как по учебнику, Керри. Хорошая работа. Но мы не маньяки, не так ли? Так что отдохни пару минут.

Я качаю головой.

– Я бы предпочла заняться следующим делом.

Он пожимает плечами.

– Как знаешь.

Час спустя к моему рабочему месту подходит диспетчер. Она улыбается.

– Они сделали это! Им удалось со второй попытки с помощью дефибриллятора восстановить самостоятельное кровообращения после остановки сердца твоего подопечного.

– Мистер Перселл?

Она кивает.

– Очнулся. Похоже, он полностью в себе.

Джейн сделала это! Это первый случай в моей практике.

– Ты же знаешь, как редко это бывает. Девушка молодец. Мужчину отправили прямо в лабораторию катетеризации; судя по ЭКГ, можно заподозрить небольшой инфаркт миокарда. Закупорка и аритмия.

Остальная часть смены пролетает незаметно, несмотря на ложные вызовы и множество других расточителей времени. Ко мне вернулось то самое ощущение, которое я испытала, когда очнулся Джоэл. Эйфория. Несмотря на то, что я даже не прикасалась к мистеру Перселлу и почти наверняка никогда не увижу его лица, я помогла его дочери спасти ему жизнь.

Прошло два дня, а я, похоже, все еще являюсь пятой службой экстренной помощи, хотя должна бы быть в отпуске.

– Керри, у меня сыпь, можешь сходить со мной в аптеку?

– Керри, что это за странная штука у меня на тапасе? Я заказала креветки, но у этих – щупальца![33]

– Керри, я не могу найти свою сумочку, ты думаешь, меня ограбили? О черт, и мои водительские права тоже пропали!

Выходные с моей сестрой в Барселоне на девичнике не превращаются в веселый отдых, на который я надеялась. Несмотря на то, что мне девятнадцать, а остальным всем за двадцать, за тридцать или – в случае мамы – за пятьдесят, я по умолчанию кажусь родителем, решающим все проблемы.

Две ее подруги даже говорят по-испански, однако именно я оказываюсь в полицейском участке с подружкой невесты, Наоми, пытаясь убедить пару незаинтересованных офицеров составить протокол, чтобы она могла вернуть немного денег по страховке. Мне нравится помогать людям, но бывают моменты, когда перерыв был бы хорош, особенно если жизнь дома такая давящая.

К тому времени, как мы находим остальных в пляжном баре, все они пьяны до чертиков. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать маму, и втискиваюсь рядом с ней на белый кожаный диван.

– Начали без меня?

Она хватает официанта.

– Давай я помогу тебе наверстать упущенное.

Королевский мохито проглатывается очень легко, пузырьки посылают алкоголь в мой мозг с безумной скоростью. Я решаю, что моя миссия на данный момент – напиться так, чтобы клушам Мэрилин пришлось самим о себе заботиться. Это ведь и мой отпуск тоже – первый раз, когда я выехала за границу с тех пор, как поселилась в бунгало Тима.

Он немного надулся, когда я вчера прощалась. После