Заслышав о кровожадных албанцах, греки приутихли. Те не только крепость, но потом и весь город перевернут, все отнимут, а кто будет сопротивляться – вырежут без всякой жалости.

Французов выводили из крепости под конвоем наших матросов. Столь строгие меры предосторожности вызваны тем, что островитяне готовы были растерзать французов. Пришлось чуть ли не бегом добираться до пристани, где пленных тут же рассадили на шлюпки и отправили к кораблям. По дороге в них кидали грязью и гнилыми фруктами. Мне самому досталось яблоком по затылку.

* * *

На следующий день Ушаков со штабными офицерами высадился на остров. Его встречала огромная толпа островитян. Как только адмирал ступил на камни пристани, путь ему устлали цветами. Матери с младенцами на руках протискивались сквозь конвой и просили благословить детей.

– К чему это? – не понимал Ушаков. Спросил у старшин города.

– Как, к чему? – удивлялись они. – Наши священники объявили вас святым заступником и обязывают православных молиться за вас. Как святой Георгий изгнал Змея, так и вы совершили чудо, изгнав нечестивцев.

Шостак построил матросов в колонну, и мы вошли в город строевым шагом. Далее капитан ничего поделать не мог. Его, меня, других офицеров горожане подхватили на руки и понесли к роскошному дому, где в большой беседке, увитой виноградом, был накрыт стол. Матросов растащили по домам, угощали вином и фруктами. Но наши матросы до того были дисциплинированы, что не расставались с оружием, а к вину едва прикасались.

– Служба, брат, – говорили они расстроенным хозяевам. – Поесть – не откажусь, помолюсь с тобой вместе, но пить вино много не могу. Ты уж извини.

На главной площади, где французы установили Дерево Свободы с фригийским красным колпаком, теперь на высоком шесте реял Андреевский стяг. Над крышами домов тоже развивались Андреевские флаги. Над входами в храмы висели Андреевские флаги. Праздник шумел на центральной площади. Единственное, кому не нравилось всё это веселье – туркам. Вечером, гуляя по городу, я встретил Фетих-бея. Тот сидел на валуне в своей великолепной одежде и угрюмо смотрел на море. Я подошел к нему, хотел заговорить, но вспомнил, что не знаю по-турецки ни слова.

– Хотите утешить неудачного полководца? – спросил он на чистом русском. – Не удивляйтесь, господин Добров, моему хорошему произношению. Мой отец был большим человеком при султане, а мать – невольница из астраханских степей. Можете говорить со мной по-французски; я обучался в Парижской военной школе. Кстати, там же учился Наполеон, что нынче усмиряет Египет. По-английски говорю свободно: проходил стажировку во флоте её величества.

– Восхищаюсь вашей образованностью, – сказал я. – Мне странно видеть вас в таком мрачном состоянии. Мы совершили великую победу.

– А нам-то что с этой победы? Жалкая добыча, с которой даже шаровары не пошить. И ни одного пленного, которого можно было бы продать на галеры.

– Ах, вот оно что! – усмехнулся я. – А мы шьём себе штаны с честно заработанных денег, а не с кровавой добычи. Честь имею! – и я покинул Фетих–бея, не желая больше вести беседу в таком русле.

Он что-то пробурчал мне вслед, и вновь погрузился в свои невесёлые думы.

* * *

Ушаков, не мешкая, собрал совет старейшин острова. Им было предложено утвердить правительство и приступить к самоуправлению. Узнав о совещании, перед ратушей собралась огромная толпа. Когда же грекам огласили решение старейшин, толпа взорвалась возмущением. Люди не желали никакого самоуправления. Они требовали, чтобы остров был взят под протекторат России. Они хотят быть российскими подданными. Пусть император Павел пришлёт им губернатора.

Мы с Егором находились при штабе и были в курсе событий. Нас нашёл Гектор.

– Это несправедливо! – воскликнул он, гневно сверкая темно-карими глазами. – Егор, но хоть вы нас должны понять. Вы тоже родом с островов. Мы требуем протекторат России.

– Зачем вам протекторат России? – спросил я его. – Не лучше ли быть свободными?

– Россия – великая страна, – ответил он мне. – У неё есть флот, есть армия. Она способна защитить нас. А что может сделать небольшое государство, состоящее из нескольких островов? Выша эскадра уйдёт, и на нас тут же нападут дикие орды Али-паши.

– Но существует же договор? – возразил я.

– Для Османской империи нарушать договоры – дело привычное, – согласился с соотечественником Метакса. – Одно дело – французы, которые грабили местных, другое дело – албанцы. Те сожгут православные храмы, вырежут половину мужчин, а женщин будут забирать на продажу.

Толпа на площади продолжала шуметь. Нас с Егором вызвали в ратушу. Метакса исполнял роль переводчика, я записывал события для отправки императору.

За длинным столом сидели местные старшины по одну сторону, по другую – высшие офицеры из эскадры: русские и турки. Во главе, опершись ладонями о столешницу, восседал в высоком резном кресле адмирал Ушаков. Его белый мундир был застегнут на все пуговицы, невзирая на духоту. На высоком лбу играли морщинки. Он внимательно слушал, что ему переводит Егор Метакса.

Старшины говорили громко, наперебой, требуя покровительство России. Русские офицеры находились в растерянности и с беспокойством поглядывали то на местных старшин, то на адмирала. Турки мрачно, даже со злобой смотрели на орущих греков, как голодные хищники на добычу. Кадыр-бей и Ислам-бей не проронили ни слова.

Ушаков потребовал тишины. Тут же разговоры за столом стихли.

– Говорю от имени императора всероссийского, Павла Петровича, – сказал он твёрдым голосом. – Намеренья императора нашего были бы худо истолкованы в мире, ежели бы отторгнув вас от ига французского, войска российские стали вступать в Ионические острова не как освободители, а как завоеватели. Русские пришли сюда не владычествовать, а охранять. Вы, греки, должны видеть в нас друзей и братьев, а не повелителей. Конечно, нашему императору весьма лестно будет узнать вашу преданность русскому престолу, но император не примет вашу просьбу, так как сей шаг приведёт к конфликту с европейскими державами.

Спорили долго. Греки требовали своё, приводили доводы. Не раз звучало страшное имя Али-паши, которому наплевать на все законы и договоры. Ушаков терпеливо разъяснял, приводил свои доводы, обещал оставить наблюдателей. Наконец удалось склонить греков к самостоятельности, но с условием, что адмирал Ушаков, как представитель императора всероссийского, сам, лично назначит трёх первейших архонтов. А те уже сами должны собирать правительство. Народную стражу должны были избирать сами жители из надёжных, бескорыстных соотечественников. Самим островитянам предлагалось назначить судей. И что, самое неслыханное, Ушаков распорядился по возможности погасить французские долги перед жителями острова. На это должны были пойти средства из захваченной французской казны.

Толпа на площади выслушала глашатая. Народ