Её предложение повисло в воздухе, и тогда иррациональная часть меня толкнула изнутри, призывая ответить. Получить то, чего жаждал мой мозг.

— Заброшенная церковь та, что в лесу, её истории нигде нет.

— Как ты узнала о ней? — последовал незамедлительный вопрос. В её глазах недоверие. Поза немного напряжённая. Но я решила рассказать часть правды. Снова.

— Гуляла по лесу и наткнулась на разрушенное здание. Люблю подобные тихие покинутые всеми места, поэтому решила пройтись по заброшенным коридорам. Словно человек давно не ступал туда, но стены они определённо хранили в себе знания прошлых столетий. Видели так много что мне хотелось прикосновением прочесть те истории. Понять, что привело к сегодняшнему дню, — закусив губу я решила сделать ещё один шаг. Опасно с моей стороны доверять тем, кого не знала, но я так устала от одиночества. Кроме Ясми у меня никогда не было никого. И я боялась, что однажды останусь одна, потому так отчаянно цеплялась за предложение чего-то светлого от Рошин. — А потом я нашла цветок. Он пах так сладко, что я не сдержалась и долго сидела на разрушенных ступенях, вдыхая его аромат. После…

— Потеряла сознание, — когда я запнулась, вспомнив о своём пробуждении, внезапно голос Рошин расколол кокон моих мыслей. — Очнулась спустя двенадцать часов и не понимала, что произошло.

В её словах не было вопроса, но я всё же кивнула. Я рассказала о потере сознания и жажде знать историю, что хранила земля, но умолчала о мужчине, который на утро смотрел в мои глаза. Который касался меня, прожигая кожу опаляя заражая теми вязкими чувствами, которые полыхали словно необузданная стихия внутри меня.

— Хочу понять, какую тайну скрывают стены той церкви.

— Это не подведёт тебя к разгадке, — мрачным тоном парировала Рошин.

Она вышла ко мне и направилась в то место, которое я облюбовала. Села в одно из кресел, предлагая свободное. Её взгляд обратился к окну, за которым стоял неприступной стеной лес. Иногда мне казалось он подступает ближе, словно хочет поглотить этот город. Сделать нецивилизованным и мрачным таким каким являлся сам. Первобытным. Необузданным.

— Проклятие, — едва слышный шёпот коснулся меня в темноте. Лёгкое колыхание свечи добавляло теней, которые бродили по стенам, пытаясь коснуться меня.

— О чём ты?

— Проклятие старой ведьмы историю которого я знаю только потому, что услышала от местных горожан. Я приехала в этот город десять лет назад и до сих пор не смогла разгадать таинственные исчезновения людей. Ты даже не представляешь, как часто это случается особенно с теми, кто приезжает к нам погостить.

По мере того как Рошин рассказывала свою историю, я слышала, как стучат капли дождя по крыше. Чем больше нарастало напряжение в её рассказе, тем сильнее давила тяжесть дождя. Капли словно железные маленькие шары капали с неба, барабаня по крыше.

— Чего ты добиваешься, Рошин? — чувствуя, как по позвоночнику тонкой змеёй ползёт страх, спросила. — К чему твоя исповедь?

— Предостережение, — был её простой ответ. — Ты ведь не просто так ищешь ответы из прошлого? Я не жду правды, но хочу предупредить, здесь нечто гораздо большее, чем история. В каждой из них, тех, что ты прочла, есть правда. И она намного больше, чем ты можешь вообразить, Зафира.

Её взгляд, когда Рошин наконец замолчала, меня опалил. Она смотрела так, словно видела гораздо глубже. Будто подняла мою кожу, пробралась в кости и смогла узнать, насколько безумной была моя жизнь. Кого я потеряла. Как тосковала. По кому томилась. Тряхнув головой, я поняла, что и правда не найду ответы, узнав историю прошлого. Это только ещё больше отдалит меня от правды. Все те жуткие предания и истории они казались слишком кровавыми и ужасными, чтобы быть правдой. Уверена тот, кто писал все книги про город и замок Бакадимор позволили своему воображению взять верх, чтобы напугать впечатлительных читателей. И я напугана была. И я страшилась снова оказаться на мёртвых землях Бакадимора.

Казалось, дождь сечёт как острый нож, когда я вышла на крыльцо. Позади осталась только мрачная горькая история одна из многих которая объединяла этот город. Его земли. Его молчание и неправильность. Вот тогда я и вспомнила слова Атласа о том, что всё в этом городе принадлежит замку. Бакадимор пожирал, заражал своей тьмой каждый уголок, а лес подступал ближе, разрастался, пытаясь противостоять яду, который шёл из замка.

Дождь въедался в мою кожу. Он оседал во мне. Пытался пробраться внутрь словно живой разумный организм, и я разрешила своему мозгу сделать это. Представить словно та небесная вода, которая от гнева сильнейшей ярости богов исходит на землю, омоет моё тело. Проникнет внутрь за изнанку души туда, где сокрыты мои истины правила и секреты. Позволит смыть огонь, пылающий в крови, смрад зловонный, которым наполнились ноздри тяжёлый комок, засевший в гортани. Он рвал меня изнутри. Резал нежную плоть. А я позволяла, не пытаясь проглотить. Знала, если позволю, всё внутри сгорит и больнее будет ещё больше. Невыносимо. На пределе.

И я позволила мыслям о другом мужчине пронзить тьму от историй, которые поглотил мой мозг, словно голодный зверь впитал в себя, изменив навсегда что-то внутри души. Словно скользнул своим чёрным щупальцем вокруг сердца. Запятнал. Оставил невидимый, но я чувствовала тот след. Атлас. Его имя скользнуло по мне грубыми руками стальным тоном и мрачной решимостью во взгляде. Обернулось внутри и пульсировало. Я не видела его сегодня. Не чувствовала и это задевало незримые струны в моей душе. Это знание задело зацепило за что-то живое, потянуло, заскрежетало внутри, отдалось пульсацией.

Я позволила грязи под ногами хлюпать. Платье промокло, как и волосы. Мне нравилось это. Дождь лил стеной непроглядной. Такой сильный. Болью по коже стучал. Но я наслаждалась пустыми улицами в городе. Молчанием. Шумом бесперебойным стихийной природы. Я дышала свежестью. Едва уловимым ароматом смолы ёлок и сырой земли. Он кружил голову. Дурманил. И когда я добралась до своего фургона, почувствовала его присутствие. Он следил за мной. Провожал. Зачем? Я не обернулась. Не позволила понять, что чувствую его. Только потому, что он ждал.

Лёгкая улыбка изогнула губы, когда я толкнула дверь и вошла внутрь. Тихо передвигаясь, чтобы не разбудить Ясми скинула мокрое платье, накинув на плечи халат, волосы завернула в полотенце. Легла в кровать, позволив создать вакуум тепла, но не могла оторвать своего взгляда от окна.

Дождь нарастал по экспоненте, а потом начал убывать. Медленно. Тихо. Словно шёпот. Ночью я смотрела на луну. На то, как приближается лес, будто живой организм, он разрастался с такой скоростью, словно хотел поглотить этот город, тогда я услышала тихий писк. Скулёж, а потом поняла, что это был плач женщины, который терзал мою душу.

Я не задала ни единого вопроса, позволив ей плакать. Ясми так много держала внутри, что иногда я боялась за неё. За её душевное равновесие больше чем за своё предполагаемое безумие. Понимала гены ненормальной матери в моей крови в моём ДНК, но Ясми она другая.

— Я устала быть посмешищем, — всхлип хриплый на грани срыва. Закусив губу, я откинула одеяло, позволив полотенцу остаться на подушке прилегла рядом с ней и прижала к себе. — Устала оттого, что надо мной всегда смеются. Потешаются. Обижают. Я так устала, Зафира.