— Короче, — я снова замолчал, собираясь с духом. — раз уж такой сегодня день, то я бы хотел этим воспользоваться и сказать спасибо. — я подошёл к Холмсу, который слегка вскинул подбородок. — Ты сам знаешь за что. — я втянул носом воздух, отчасти надеясь, что задохнусь. — И я рад, что благодаря тебе сейчас испытываю неловкость, смущение и ощущаю себя идиотом. — мы оба улыбнулись. — Но это лучше, чем если бы я снова утратил эти крупицы эмпатии, да? — в глазах Холмса я встретился с сомнениями насчёт этого вопроса, ведь всё во мне подвергается сомнению. — И пусть моя привязанность к тебе, говоря языком миссис Стоун, — лишь фиксация либидо с целью вытеснения бессознательного, я всё равно ручаюсь за искренность моих чувств. По крайней мере я верю, что они настоящие.

Я потянулся к политику, взяв его левую руку. Он подчинился мне, видимо заинтересованный происходящим.

— Ты заслуживаешь большего. — я вздохнул, наслаждаясь прикосновением к его пальцам. — Смогу ли я когда-нибудь окупить все те неприятности, что принёс тебе? — я снова усмехнулся, весело глядя в глаза заинтригованному Правительству. — Не знаю. Но я постараюсь. А пока знай, что ты не просто более разумный вид мистера Скруджа{?}[Эбенезер Скрудж (Ebenezer Scrooge) — богатый, ворчливый и ненавидящий Рождество старик из повести «Рождественская история» Чарльза Диккенса.]. Ты несколько раз спас мне жизнь. Что это говорит о твоём сердце? — я медленно надевал кольцо на безымянный палец Холмса. Моё сердце замерло, боясь, что размер не подойдёт. Но вот оно застучало вновь, когда кольцо село как надо. — Я думаю, что оно больше, чем у большинства людей. Больше моего. И поэтому я учусь у тебя.

Я отступил на шаг, наблюдая за тем, как глаза Майкрофта рассматривают мой подарок.

— Если поверья верны, то этот палец ведёт к сердцу. И я бы хотел, чтобы кольцо напоминало тебе о его существовании. — я перевёл дух, а затем слегка ухмыльнулся. — Ну, и обо мне.

Политик поднял на меня слегка растерянные глаза. Сейчас он подбирает в голове слова.

— Я… спасибо. — наконец-то выдал он. — Мне… — он опустил глаза.

Видимо, не мне одному сложно говорить о своих чувствах.

— Я понимаю. — улыбнулся я, сцепляя руки в замок за спиной. — Но если ты его снимешь, я буду вынужден очень сильно расстроиться.

Я пошутил, но Холмс оторвал свой зад от подлокотника и, вертя новый объект, медленно подошёл ко мне.

— Я бы не хотел, чтобы ты расстраивался. — тихо сказал он.

Наши взаимные улыбки слились, и я наконец-то почувствовал облегчение.

Холмс подошёл к столику между креслами и выудил из-под него какой-то предмет.

— Мне удалось поднять архивы. — сказал он и протянул мне нечто, что показалось мне маленькой картиной. — Думаю, это единственная сохранившаяся фотография.

Да, это была фотография в рамке. Мама и я на фоне здания внешней разведки. Кажется, это тот самый день, когда я стал членом Лиги. Моя мать улыбается, обнимает меня одной рукой. Здесь мы выглядим очень похоже. Но даже мне не понятно улыбаюсь я искренне или нет. Улыбка проглядывается, но может означать что угодно.

— Спасибо. — говорю я Холмсу. — Это было начало. — я поднял фотографию. — А это исход. — мой взгляд пал на левую руку политика.

Майкрофт уже налил нам выпить.

— Твоя мать рассчитывала, что я позабочусь о тебе. — сказал он, пока мы рассаживались.

— И ты позаботился.

Мне нравилось, что всё приобрело двойной смысл. Моя озорная улыбочка и вздох политика, в котором было лишь формальное осуждение. Просто ради приличия.

Я отошёл в туалет, а когда вернулся, обнаружил чем-то обеспокоенного Майкрофта. Он отошёл от окна с телефоном. Твою мать! Кто беспокоит его прямо в самый канун?

— Мне нужно ненадолго уехать. — сообщает мне он.

Я разочарованно вздыхаю.

— Там что, кто-то умер? — от досады риторически спрашиваю я.

Холмс на секунду замирает, глядя на меня, но в следующий миг уже целеустремлённо покидает зал.

Мне стало как-то не по себе. Целый день Майкрофт куда-то бегает и даже намёка не даёт. А я остаюсь теряться в догадках и плохих ощущениях. Это Рождество какое-то неоднозначное. Вроде весело, но и грустно как-то, вроде всё смахивает на праздничную романтику, но и присутствует элемент какого-то заговора. Возможно всё так потому, что я сам собой неоднозначен, изменчив и невозможен.

Я пытался хоть как-то отвлечься от навязчивых мыслей и сам не заметил, как осушил почти пол графина виски. Ощущение опьянения не приходило ко мне ровно до момента, пока я не встал отлить. Голова закружилась, ноги двигались сами по себе, всё поплыло. Чтобы не упасть где-нибудь в коридоре без сознания, я вернулся к маленькому диванчику и улёгся на него, подложив под голову небольшую подушечку. Лучше вырубиться. Во сне я не опасен.

Ощущение чьего-то присутствия меня разбудило. Я разлепил глаза. Майкрофт сидел у меня в ногах, закинув ногу на ногу и о чём-то думал. Моё шевеление привлекло его внимание. Его рука с кольцом на пальце легла на мою ногу.

— Пойдём в постель, иначе я не смогу тебя донести. — мягко сказал он.

Я еле поднялся, пытаясь заставить предметы в комнате вернуться на свои места.

— Вижу, ты решил отметить Рождество по-своему. — Холмс помог мне подняться.

Я вцепился в него, испытывая лёгкий стыд. От политика приятно пахло морозным воздухом, поэтому я уткнулся лицом в его плечо.

— Почему ты не любишь Рождество? — пробубнил я.

Холмс придерживал меня, позволив себе ухватиться за пояс. Мой вопрос вызывал у него ухмылку. Он молчал какое-то время, пока я тёрся о него. Мой нос уловил также запах сигарет.

— Многие разочаровываются в нём именно в детстве. — прозвучал его хрипловатый голос.

Он подтолкнул меня к двери, и я нехотя оторвался от него.

— И что же такое там у тебя было? — еле ворочая языком, спросил я.

Разумеется, сейчас Холмс выдаст что-то загадочное и обобщённое. Мы стали продвигаться к спальне.

— Я был старшим ребёнком.

Мой взгляд переместился на политика, из-за чего я чуть не споткнулся на ровном месте. Майкрофт не смотрел на меня, и я всё понял. Даже моему тормозящему сознанию было ясно, что всё Рождество доставалось Шерлоку, поскольку Майкрофт автоматически стал взрослым после рождения брата.

— О, Майкрофт… — не без жалости прошептал я, неровным шагом входя в комнату.

Мне стоило усилий принять душ, но я это сделал. Когда постель уже ощущалась под конечностями, я, всё ещё будучи удручённым откровенностями Холмса, лёг рядом с ним, прижимая его ближе. Мне