Коридор по прежнему пустел, и ко мне даже пришла мысль: не галлюцинирую ли я снова? Это означало бы, что граница ещё ближе, чем мне представлялось. Через силу я начал отступать к лестнице. Хватит мазохизма.

— ¿QUIÉN DEMONIOS ERES? ¿QUÉ ESTÁS HACIENDO AQUÍ?

Я подпрыгнул на месте, как кот при виде пылесоса. За мной стояла загорелая женщина в чёрно-белом обмундировании прислуги. Она быстро что-то тараторила, явно ругаясь. Её тёмные брови яростно на меня нападали.

— LLAMARÉ A LA POLICÍA!

— Да господи! — всплеснул руками я. — Ухожу я уже блин. Язык английский сначала выучи твою налево.

Я стал спускаться по лестнице, провожаемый гневными тирадами. Тоже мне покровительница дома. Теперь понятно почему охраны нет, эта особа кого хочешь загрызёт.

Пнув входную дверь, я вышел на свет и стал спускаться по лестнице, находясь не в очень хорошем расположении духа. Мне захотелось назло Джиму, этому дому, этой испанской бестии оставить после себя хаос. Поэтому я решил выйти через главные ворота. Подойдя к охранному пункту, я сунул руку в кабинку и шибанул по панели. Механизм затрещал, завёлся, и ворота стали раскрываться. Я эпично вышел за них и обернулся.

Миг и меня прошибло дежавю. Ворота, вид дома, тёмное небо над ним. Я замер, в которой раз чувствуя тошнотворные позывы.

Пойдёшь ли ты со мной в рай?

Я сорвался с места и быстро, практически перейдя на бег, понёсся по дороге. Я не мог вынести сюрреализма в таком состоянии. Моя психика была не готова.

Машина уже успела остыть, но я сразу завёл мотор и газанул. Прочь. Прочь.

Я снова еду прочь. И нет в пути со мной того, кто смог бы мне помочь.

— Я помогу. — раздался голос слева.

То был мой дядя, только он — плод тёмного посева.

— Сбавь скорость. Разобьёшься ты. — звучат слова другого. — Я не хочу носить цветы на плитку камня рокового.

— Вы все — моё воображенье. И каждый раз ваш диалог — внутри меня сраженье.

— Тебе я помогу, — тогда сказал мой сладкий демон. — забыть, как чувствовать вину и дать свободу мысли.

— Тогда уйдёшь ты весь во тьму, об этом поразмысли! Ты хочешь стать предметом бед, ты хочешь смертью обратиться? Не бог он, не спаситель твой, он просто веселится.

Я глянул. Этот добрый дух несёт в себе двуличье. Он светел, но как тёмный эльф — хозяин безразличия.

— Он — зло, а ты — добро, всё так? — спросил я с раздраженьем. — Но для тебя лишь высший свет достоин уваженья.

— Ты знаешь, что я не святой. Я никогда им не был. Всё потому, что я другой. Никем другим я не был.

— Так сложно распознать всё мне, где есть добро, а где отрада Сатане!

— Там нет границ. — шепнул мне дядя сразу. — Там звёзд прекрасных верениц полно для наслажденья глазу. Там нет сомнений и забот, свободы действий достигая, покинь фальшивый свой оплот и распахни ворота рая.

Я был готов поверить дяде. Готов отдать ему себя. Но что-то было в его взгляде, моё сомненье зацепя.

— Услышь, я не прошу тебя со мной идти в темницы рая. Твоей я не хочу владеть душой, невозвратимо сердце разбивая. Но кто же я, — судить тебе. Решать тебе, что выбрать. Ты так нуждаешься в семье, иль с корнем её выдрать.

— Семья — ничто, семья — лишь бремя. Пустое слово. Скуки семя. Не дай ему надуть тебя. Знай, для него ты лишь дитя.

Вы боритесь, а я страдаю. Один, другой, я умираю. Хочу найти я избавленье. От скуки и от озлобленья.

— Решать тебе кого оставить в прошлом. Путь человека или божества. Вопрос о чём-то очень взрослом. Кто станет духом будущего Рождества?

Я вырулил на М-25 и направил свой автомобиль носом на Лондон. Не важно, что меня разрывает на части. Я знаю, что это Рождество я проведу с Майкрофтом. И я хочу показать ему, что он значит для меня.

Поэтому я оставил все распри с самим собой и сосредоточился на мысли о подарке, что преподнесу в знак моей глубокой признательности.

На улицах города снег практически отсутствовал. Слишком жарким было движение толпы и транспорта. Опускалась тень сумерек, гирлянды на деревьях засияли теплее, яркие витрины зазывали внутрь магазинчиков и кафе. Все люди переполнены волнением от ожидания, радостью от предстоящего наслаждения и суетой. Я же пытаюсь отвлечь себя миссией. Мне приятна эта кипящая предпраздничная жизнь. У людей повышаются надежды, они становятся добрее и улыбаются. По-моему, это хорошо. И никому из них нет дела до того, что их жизни, по сравнению с масштабами вселенной, песчинки, если не атомы. Им нет дела до каких-то там психов, возомнивших себя выше бытия. Сейчас их занимает лишь атмосфера Рождества. Они слушают хоры у церквей, они дарят друг другу любовь, они просто радуются тому, что дышат. Не в этом ли вся прелесть? Быть гордым за себя, кем бы и где бы ты ни был.

Я шёл мимо разных магазинов, но ничего в голову не приходило. Мне пришлось помучиться, и в итоге я уже решил забить на это дело. Если в голову ничего не лезет, значит, так надо. Но я остановился напротив ювелирного магазина. Остановился, потому что рекламируемое рядом кольцо напомнило мне кольцо, которое я нашёл в ящике Джима. Которое принадлежало моему отцу и должно было стать маминым.

Блеск камней, металла, свет маленьких лампочек, встроенных под каждое стекло, ослепили меня. Я неуверенно остановился у первого же стеклянного ящика. Здесь грациозно растянулись цепочки на любой вкус. Далее располагались подвески на выбор каждому.

— Сэр? — пожилой продавец, по праздничному наряженный в красное, оказался напротив меня. — Предупреждаю, мы закрываемся через десять минут.

Я нахмурился, глянул в окно, а затем на часы, которые висели над дверью. Ах, да. Сегодня всё в Англии работает до четырёх часов.

— Да-да. — кивнул я, начиная интенсивно бегать глазами по ассортименту. — Я быстро.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Мужчина был любезен. Сзади него замаячил человек помоложе. Я наклонился ближе к стеклу, пытаясь быстро решить, что я ищу.

— Кольцо. — выпалил я. — Мне нужно кольцо…

В уголках глаз продавца появились тёплые морщинки, а в глазах весёлый блеск.

— Обручальное, сэр? Как романтично делать предложение в такой день.

Я покачал головой, про себя ухмыляясь.

— Какое-нибудь просто золотое… — я стал давить на свои виски пальцами, уже не зная, что