А вот теперь я пожал плечами и прикончил всю бутылку.

Может убить себя? Ну, нет. Я не хочу умирать раньше Джима и не хочу, чтобы остальные подумали: «Слабачок, взял и сошёл с дистанции». Это просто упрямство. Но лишь оно меня и держит.

Примерно в два часа дня раздался звонок. Мне снова пришлось сразиться с сомнениями и трусостью, чтобы поднять трубку.

— М? — мне не хотелось многословничать и к тому же у меня язык плохо ворочался.

— Эдвард. — голос Холмса источал беспокойство, и это заставило меня почему-то улыбнуться.

Скажи, что что-нибудь произошло. Что-то, что повеселит меня и вытащит из ямы.

— Ты должен подъехать к набережной Альберта.

Я свесил ноги с барной стойки.

— А что случилось?

— Просто приезжай. — лишние вопросы вызывали у политика раздражение.

Я истерично захихикал.

— Я не могу. — снова смех. — Мне нельзя за руль. Ну, по закону.

— Бога ради… — на том конце раздался мучительный вздох. — Пришлю за тобой машину. Будь готов через полчаса.

Он отключился.

Быть готовым через полчаса? Серьёзно? Мир плывёт перед моими глазами. Я вряд ли протрезвею за это время.

Все эти полчаса занял поход в лофт и переодевания. Перед тем как выйти к машине, я захватил ещё одну бутылочку мартини.

Стыдно ли мне было? В тот момент нет. Я ехал совершенно пьяный в правительственной машине и не отказывал себе в удовольствии пить ещё. Пусть уж это станет моим оправданием. Я не хочу ничего объяснять, рассказывать, хочу, чтобы меня оставили в покое. Или снова спасли. Да, вот такой я жалкий ублюдок.

Автомобиль остановился напротив здания МИ6, но на стороне самой набережной. Я вывалился из тачки и, еле ступая, потопал к знакомым фигурам, которые тут же разглядел.

— А тебя Робин обыскалась! — громко сказал я Бриттней. — А ты, оказывается, шляешься где-то… — я резко развернулся, оглядывая улицу. — здесь.

Бриттней и Майкрофт не изменились в лицах. То ли ожидали, что я появлюсь в таком состоянии, то ли случилось нечто похуже пьяного меня.

Часть мартини выплеснулась на землю, когда я споткнулся о свои же ноги. Подойдя к Майкрофту на почтительно дальнее расстояние, я склонил голову набок.

— И что случилось? Что такого важного, а? Я не хотел сюда ехать.

Мои глаза поплясали к зданию разведки. Стыд и срам. Стыд и срам.

— Эдвард, послушай, — начал Холмс, перенеся зонтик из одной руки в другую.

Мой взгляд остекленел, смотря куда-то вдаль, куда-то, где летали чайки. Я ощутил себя всем и никем. Приятно. Интересно, можно снова попасть в то состояние, где всё было игрой?

— Ты слышишь? — громкий голос Холмса.

Я очнулся и растерянно посмотрел на политика.

— Что?

Тот прикрыл глаза, ещё сильнее раздражаясь от моего поведения.

— Твой дядя переписал «Молодого бога» на тебя. — произнёс Холмс.

Я хмурюсь, переведя взгляд на Императрицу. Теперь ясно почему у неё вид как у льва, которого сместили с должности вожака. Губы плотно сжаты, взгляд резкий.

— Когда?

Если честно, меня этот поворот не удивил. Не то чтобы я ждал, пока дядя пошлёт этот конкретный знак внимания, но это действительно было словно само собой разумеющееся. Джим был способен на это. И в итоге сделал то, что намеривался.

— Это лежало у въезда в здание. — Холмс выудил из кармана предмет и протянул мне его. — Там была записка с твоим именем, но ничего более на ней не было.

Синяя бархатная коробочка. Это точно она. Та, что я обнаружил в тумбочке у кровати дяди. Что в ней на этот раз? Снова кольцо?

Я принял подарок слегка дрожащими от выпивки пальцами. Всё перед глазами плыло, и я не контролировал свою мимику.

— Ты всё знал?! — кинулась на меня Бриттней.

— Спроси у своих карт. — ответил я и поднял крышку.

Ключ. Там лежал ключ.

— Это от клуба?

— Да.

Я снова улыбнулся. Коробочку я с размаху (на какой был в данном состоянии способен) выкинул в Темзу, а ключ положил на раскрытую ладонь.

— Меня схватили какие-то… — Бриттней старалась держаться, но была очень возмущена. — Они заставили меня подписать!

Я всё ещё разглядывал ключ, будто он состоял из тысячи деталей и узоров.

— Круто-о-о-о… — задумавшись, протянул я. — Ты его видела?

— Кого? — сцепя зубы, уточнила Императрица.

— Джима Мориарти. — я поднял на неё взгляд, ощущая, что медленно, но верно трезвею.

Слегка красноватое от негативных эмоций лицо Бриттней выразило презрение.

— Нет. — её голос был холоден и твёрд.

Я хмыкнул, возвращая внимание на ключ.

— А бумаги где?

— У меня. — женщине явно не доставляло удовольствия говорить об этом.

— Это невозможно. — вдруг я услышал тихий голос политика, отвернувшегося лицом к воде. — Просто невозможно.

— Почему? — я оказываюсь рядом с ним, в его поле зрения, но он отводит взгляд.

Я хмурюсь.

— Тебе известно что-то? — спрашиваю я. — Об этом.

— Вам нужно обсудить новую политику. — вместо ответа на мой вопрос говорит Холмс. — Мисс Уэйт захочет знать, как ты поступишь.

Меня напрягло, что Майкрофт что-то утаивал, но голова была слишком поехавшей, чтобы браться за серьёзный допрос и анализ. Пока что я стал играть с мыслями о том, что я теперь владелец «Молодого бога». Это было просто забавно.

Разумеется, я не взял на себя полную ответственность. Я оставил Бриттней все её дела, управление и то, чем она в общем-то занималась. Я стал просто высшей инстанцией. И если ей вздумается продать клуб или взорвать, то она не имеет права ничего делать без моего согласия.

Эта выходка Джима не могла меня не тронуть. Я даже на некоторое время вылез из своей пещеры, размышляя над своей новой ролью и её возможностями. Но мне быстро это наскучило. Если ты владелец, то ты просто держишь это место у себя в кармане и всё. Мне не хотелось менять что-то в клубе, или менять его суть. Нет, пусть всё будет как раньше. Пока.

— Тебе двадцать. — сказал Майкрофт вечером того же дня.

Мы стояли снова на набережной, но наблюдали уже закат солнца. Это был наш с Холмсом последний разговор перед тем, как всё изменилось. Тогда я этого не знал.

Всё напоминало какую-то драматичную сцену, поэтому меня немного подташнивало. Я хотел скорее свалить из этой сцены.

— Это неважно. — говорю я. — Поехали к тебе?

Я давно не был у Майкрофта. И соскучился по его постели и саму нему, голому и нависающему надо мной.

— Больше ждать нельзя. — не меняя серьёзного тона, произнёс политик.

— Ну, тогда поехали скорее. — ухмыльнулся я.

Глаза Холмса встретились с