Шрифт:
Закладка:
— Я не об этом. — меня уже начало волновать его настроение. Он словно что-то знал и чего-то побаивался. — Ты до сих пор не нашёл себе место.
Я фыркнул, устремляя взгляд прочь в темнеющую воду.
— Ты до сих пор не знаешь, чем хочешь заниматься. — упрекая, продолжал говорить политик. — Я уже начинаю сомневаться, было ли верным решением дать тебе свободу. Ты не умеешь ею правильно распоряжаться.
Мои кулаки сжались, а челюсти напряглись. Захотелось то ли спрыгнуть с моста, то ли просто уйти, короче, как-нибудь выказать своё недовольство и спровоцировать Майкрофта на компромисс.
— Я уже говорил тебе, что не могу до конца измениться. — пробурчал я. — Я не могу преодолеть стену.
— Это трудно, я знаю, — голос политика слегка смягчился. — но это единственный путь.
Мне не нравились ограничения. Никогда. Рамки меня бесили. Спрашивается, для чего?! И ответ Майкрофта всегда будет один: «Для народа, для общества, для человечества».
— Это будет для тебя шоком, но ты не интересен миру, пока никак не полезен. — слова политика вызывают у меня ужасное сопротивление, но я не спорю с ним, а воюю с самим собой внутри. — Если ты думаешь, что ничего никому не должен, то… — Холмс опустил тяжёлый взгляд на мрачные волны. — то ты никогда не избавишься от своих тревог.
— Я должен. — тут же возражаю я. — Тебе.
Это я чувствовал прекрасно. Лишь помощь и оказание услуг Майкрофту не вызывали у меня отторжения.
Однако, мои слова Холмса не успокоили и не убедили.
— Ты так думаешь, потому что от меня ты ждёшь конкретных ответных действий. — объясняет политик. — Ты не задумывался, почему тебя не интересуют обычные люди?
— А тебя? — в ответ спросил я.
Майкрофт вздохнул. Его закатное лицо меня волновало.
— Ты понял, что уже можешь получить над ними власть. Они стали тебе не интересны, а твоему честолюбию необходимо постоянно покорять серьёзные вершины, чтобы самоутверждаться.
— Зачем ты мне всё это говоришь?! — вспыхнул я. — Я итак знаю, что на самом деле я полное ничтожество!
Холмс неожиданно улыбнулся мне. Не злорадно, но и не весело. С грустью, навеянной моей наивностью.
— Это говорит то же тщеславие.
Я ударил ногой нижнюю перегородку.
— Да еб твою мать. — прошипел я. — Что мне вообще тогда остаётся? Убить себя?!
Мимо проехала скорая. Я на секунду задержал на ней взгляд. Возможно, там кто-то умирает. Но я не чувствую по этому поводу сожалений. Мне плевать.
— Самоубийство — это тоже акт доминирования за счёт причинения боли кому-то конкретному. — снова обрушивает на меня этот бред Холмс.
Я уже рычу от негодования. Не в силах держать себя под контролем, я начинаю то покачиваться, держась за перила, то делаю шаги туда-сюда.
— Лишь тогда, когда мы осознаем свою принадлежность к единой человеческой семье, мы сможем идти по жизни без тревог.
— Ты — моя семья. — предпринял последнюю отчаянную попытку я.
Но во взгляде Майкрофта снова не было и намёка на тепло. Он оглядывал меня как доктор осматривает больного ребёнка. Я не понимал почему он вдруг изменил свою стратегию и вместо заботы стал колоть меня этими теориями. Может ему надоело гоняться за мной и наставлять на путь истинный?
— Я лишь твой способ выглядеть особенным и важным.
Я не сразу осознал, что он уходит. Он просто бросил мне эти слова, развернулся и зашагал прочь. Когда до меня дошло, что он действительно сказал это, а затем ушёл, мою грудь разорвала паника.
— Майкрофт! — крикнул я ему, ошарашенно глядя на его удаляющийся облик. — Это не так! Стой! — моё отчаяние сменилось гневом.
Почему он ушёл?! Он бросил меня?! Но всё, что он сказал — неправда!
— Майкрофт, вернись! — я ощущал, как злость плещется во мне.
Но Майкрофт не обернулся. Тогда у меня из глаз брызнули слёзы. Я не мог побежать за политиком. Мне хотелось, чтобы тот сам вернулся. Я не хотел проиграть…
— Майкрофт… — мой голос сорвался и стал тихим и каким-то детским.
Нет-нет-нет. Не может он просто бросить меня! Он же сам говорил!
Я был зол, недоволен тем, что меня оставили. Я был очень расстроен тем, что меня оставили. Я был испуган тем, что меня оставили.
Я стоял посреди моста совсем один. Проходившие вокруг люди были для меня декорациями, ну, или бесплотными призраками. Поэтому я был один. Майкрофт ушёл, и моё положение опасно зашаталось и накренилось к пропасти. Я не мог сделать и шага, потому что не знал куда мне теперь идти и что делать. Я застрял посреди улицы, будучи в состоянии шока и крайней степени растерянности.
Я ощущал, что что-то грядёт.
Но почему-то не предполагал, что это будет словно конец моей долбанной жизни.
Глава 49
Я бы назвал это депрессией. Ведь так называется состояние, когда ничего не можешь и не хочешь делать, а будущее — беспросветная мгла? По сути, я проходил через эти дурацкие пять стадий принятия.
По статистике лишь половина из всего количества проходит все пять ступеней и в конце концов обретает священное смирение. Но я относился ко второй половине. До четвёртой дополз и на ней и застрял.
Но я не совсем ничего не делал. Когда я был дома, то большую часть времени проводил в далиях своего разума, предпринимая всё, что можно, чтобы не сорваться.
Мне было дозволено наконец-то сдаться. Это был конец. Без Майкрофта я был обречён. Но эта сука надежда на возвращение политика продолжала почему-то тлеть.
Всё оставшееся время я проводил в зале, загоняя себя до полуобморока. Другие посетители и тренера косились на меня, хмуря брови. Он что так хочет нарастить массу? В короткий срок? Здесь, дружок, без стероидов не обойтись.
Но мне не нужны были никакие добавки, потому что моей целью были не мышцы, а нечто другое. Может я всё это делал, потому что другого не умел. Может, это всё самонаказание. А может и способ, помогающий отвлечься.
Поэтому я дома только и лежал. Тело ныло, протестуя против лишних нагрузок. А внутри своей головы я лежал на дне ямы.
Я не читал газеты, но они всё чаще стали привлекать моё внимание. Свежие печати лежали тут и там на газетных лавках. Я проходил мимо них когда шёл в спортзал и оттуда. Шерлок. Он постоянно там появлялся, всячески выделяясь на фоне остального. Ну, хоть у кого-то всё хорошо. Хоть кому-то весело.
Меня слегка взбудоражила новость о том, что мой дядя наконец-то