было; это дело о незаконном проникновении на чужую территорию, уничтожении собственности, мелком хулиганстве и тому подобном. Иногда я получал травму – я вывихнул лодыжку, прыгая через стену, и сразу же был атакован двумя преследующими меня полицейскими, порезал руку, разбив окно, и попал в отделение неотложной помощи, обжег левую руку и сломал безымянный палец правой, спасая пылающий флаг Вьетконга от какого-то протестующего члена братства во время бурной атаки возле посольства Вьетнама в Вашингтоне. Моим утешением было то, что мой безымянный палец сломался о его нос, который тоже сломался.

К тому времени я сменил целый ряд профессий, от повара быстрого приготовления до монтажника кондиционера, шесть раз был в больнице и сделал две татуировки. Ожило мое особое внутреннее стремление, связанное с огромным внешним поиском, мои юношеские и личные вибрации каким-то волшебным образом совпали с великолепными социальными потрясениями и взрывами. Я был наполнен энергией, интенсивностью и вовлеченностью. И все же ничто не подготовило меня к тому, что надвигалось.

Всю весну и лето значение надвигающихся демонстраций в Чикаго росло, Национальный съезд Демократической партии наконец вырисовался перед нами как огромный белый кит, которого, как мы воображали, мы должны загарпунить, даже если в результате этого отчаянного поступка нас самих затянет под воду и мы утонем. Занятия в школе закончились, и тем летом мы с Дианой работали полный рабочий день, организуя акции против войны и собираясь для участия в чикагских акциях. Мы были моряками, идущими встречным курсом с судьбой.

Мэр Ричард Дейли сыграл для нас идеального Моби Дика – белого и мясистого, от него исходило зловоние зла. После того как Кинг был убит, а копы Дейли растерялись перед последовавшей за этим яростью, он вызвал Национальную гвардию, и войска и танки покатились по Мэдисон-авеню, вверх по бульвару Остин. Тогда мэр Дейли издал свой знаменитый приказ «стрелять на поражение / калечить». Тысячи людей были схвачены оптом и, как выяснилось позже, незаконно заключены в тюрьму. Мэр Дейли неоднократно заявлял, что «в Чикаго нет гетто», несмотря на то что в черных кварталах неуклонно возводились комплексы, похожие на лагеря для военнопленных, а берег озера был принесен в жертву богатым высотникам. Все лето мэр Дейли призывал демонстрантов оставаться дома, намекая на возможность кровопролития на улицах.

В моем любимом малапропизме Дейли он возмущенно провозгласил группе восхищенных писцов: «Полиция здесь не для того, чтобы сеять беспорядок, полиция здесь для того, чтобы сохранять беспорядок». Без шуток. Мы препоясали наши чресла и заострили копья, готовясь к встрече с чудовищем.

Нашим капитаном Ахавом был Том Хейден, бывший президент SDS, ныне лидер Национальной мобилизации за прекращение войны, коалиции, возглавляющей протест на съезде. Том использовал Моб для организации воинствующей конфронтации под самым широким, ответственным и обеспеченным ресурсами знаменем, которое он мог получить; Моб использовал Тома, чтобы завоевать авторитет у молодежи и движения за гражданские права. У каждого было что-то поставлено на карту, когда они с готовностью шагнули вперед в неловких объятиях. В конце концов, это был не брак, а всего лишь мимолетный роман, переезд на лето, рискованный, но жаркий.

Когда Том приехал в Энн-Арбор в июле, мы организовали митинг, на котором он говорил о войне, международной ситуации и нашей ответственности быть в Чикаго именно в это время. Том был блестящим оратором – красноречивым, харизматичным, знающим, часто недосказанным, но с горящими глазами. Он сказал, что этот год запомнится как поворотный момент в мировой истории и что наш нынешний выбор будет иметь последствия для жизни людей во всем мире на протяжении последующих поколений. «Вы просто обязаны приехать в Чикаго, – заключил он, – чтобы принять участие или стать свидетелем. Это момент, когда мы можем недвусмысленно выступить за мир и справедливость, это место, где мы можем положить конец безумию и свергнуть монстра».

Его последние слова, конечно, можно было понимать по-разному. Если смотреть через одну призму, безумием была война во Вьетнаме, а чудовищем – политика этой войны. С другой стороны, безумием была агрессивная и жадная внешняя политика, а монстром – военно-промышленный комплекс. И через третью призму, нашу призму, безумием был экспорт войны и фашизма в третий мир, расизма и превосходства белых дома, инертной, обнищавшей культуры жадности и отчуждения: чудовищем был бы сам капитализм, система империализма. Возможно, Том тщательно подбирал слова и надеялся уловить, заручиться поддержкой и подбодрить любой импульс к сопротивлению.

После митинга группа собралась у нас дома, чтобы продолжить обсуждение стратегии и тактики. Том попросил меня собрать нескольких опытных и заслуживающих доверия боевиков – таких людей, как Тре, Рути и Диана, которые были ветеранами борьбы, людьми, готовыми повысить ставки и заплатить высокую цену за сопротивление, – и он сразу перешел к сути: «Чикаго будет представлять собой множество событий одновременно, – сказал он. – Большие шествия, уличный театр, культурный фестиваль – и все имеет значение, каждое произведение играет свою роль». Его голос звучал на грани фанатизма и легкомыслия, когда он описывал смелые планы и игривые розыгрыши. «Но вы, ребята, ветераны движения и улиц, должны сыграть ключевую роль во всем этом, – продолжил он, краска на его лице стала гуще, глаза снова загорелись. Он пристально переводил взгляд с человека на человека. Он был тем же красноречивым и вдумчивым оратором, что и раньше, но эти слова предназначались лишь для немногих. – Эта демонстрация, как ничто из того, что мы делали раньше, обладает потенциалом обнажить лицо врага, раздеть его догола, заставить его показать себя жестоким, безжалостным, тоталитарным и порочным. Будет трудно – и опасно – дразнить монстра, вонзая нож в самые незащищенные места, но это должно быть сделано». Он помолчал. «И вы те, кто должен это сделать».

Том представил себе встречу съезда за колючей проволокой, окруженную войсками, осажденную со всех сторон массовым натиском возмущенных граждан. Он представил себе конфликт, вспыхивающий во вражеских рядах, когда они были вынуждены перейти все границы в своем рвении к порядку. Наконец, он подумал, что мы могли бы спровоцировать съезд на взрыв, на саморазрушение, в то время как весь спектакль – видение умирающего общественного порядка – был записан и транслирован ожидающему миру.

– Мы можем превратить этого демона в жалкого, беспомощного гиганта, – сказал Том. – И тогда мы сможем двинуться, чтобы прикончить его.

Я представил себе, как Том повторяет эту сцену в каждом порту захода.

До поздней ночи мы делились планами и обсуждали тактику. Мы разделились бы на родственные группы, небольшие ячейки, работающие в определенной области полуавтономно, каждая из которых также отвечает за