Никто из них не упоминал о его изгнании из семейного дома. Никто не бередил старые раны, которые все они предпочли бы оставить в покое. В течение получаса они делили общество друг друга, причем Марта надеялась, что немного времени, проведенном вместе перед отъездом Ричарда, облегчит ее совесть, а Джин слегка злорадствовал про себя, что избавился от отвратительного вредителя. В конце встречи, к ужасу Джина, Марта предприняла попытки навести мосты, отдав Ричарду все деньги, которые были у нее в кошельке, чтобы он нашел ночлег хотя бы еще на одну ночь. По одному только запаху было очевидно, что он спал на улице. Марта отдала ему в общей сложности 25 долларов. Ричард принял деньги, потому что был не в том положении, чтобы отказываться, но его мысли все равно возвращались к Джуди и той гораздо большей доброте, которую она проявила к нему. Тогда ему не нужно было испытывать чувство вины.

Джуди пыталась помочь, потому что была хорошим человеком. Марта же делала это, потому что чувствовала себя плохо.

Впервые Ричарду стала полностью ясна разница между двумя женщинами. Как и их мать, Марта была просто очередной шлюхой.

Выйдя на улицу, Ричард направился в здание Национального морского союза в поисках работы, но, побродив там всего полчаса, передумал. Теперь он знал, что для него работы не найдется. Каждый мужчина в этом зале был лучше его, и даже если нет, после всех неудач в своем первом плавании он знал, что никто не возьмет его на работу. Все это было бессмысленно. Он тратил впустую чужое время и свое тоже. Мужчина резко встал и направился к двери. К половине 11-го утра город начал прогреваться и оживляться. Боль, всю ночь гнездившаяся в его костях, была выжжена теплом солнца, и мимо прогуливались девушки в своих летних платьях. Дела уже шли на лад. Мужчина мог отлично повеселиться в Чикаго всего за 25 долларов.

Его первой остановкой стала гостиница «Верфь» на Восточной 100-й улице, захудалая ночлежка, которую иногда посещали моряки, когда им не везло или они пытались сэкономить. Это была самая дешевая ночлежка в городе, и хотя он пока не хотел спать, наличие собственного пространства вернуло Ричарду немного спокойствия. Это место принадлежало ему, даже если весь остальной мир погрузился в хаос. Эта единственная комната находилась под его контролем. Даже сейчас, когда вся его жизнь развалилась, он мог контролировать хотя бы это пространство.

Остальные несколько долларов обеспечили ему гораздо более приятный день, и кто знает, какая еще удача может ему улыбнуться. Ричард давно смирился с тем, что мир находится в постоянном движении, но он никогда не переставал верить, что сможет оказаться на вершине. Иногда в обломках жизни таились настоящие сокровища.

Вокруг гостиницы «Верфь» не было недостатка в пивнушках и барах. Можно сказать, что в этом и заключалась основная привлекательность этого места, и Ричард провел весь день, осматривая окрестности. Он выпивал несколько стаканчиков в одном баре, прежде чем перейти к следующему, никогда не задерживаясь достаточно надолго, чтобы запечатлеться в чьей-то памяти. Он усвоил урок Монмута: если попал в беду и хочешь избежать последствий, нельзя слишком долго задерживаться на одном месте.

По мере того как день в пьяном тумане переходил в вечер, 25 долларов таяли, а лица становились более различимыми. Ричард не единственный, кто совершал прогулку по местным барам. Там сновали проститутки, уверенные, что Ричард выберет одну из них и отправится с ней в отель до конца дня. Они не ошибались.

Любимым напитком Ричарда был «Джим Бим» с кока-колой, и к третьему заходу в бар ему подавали коктейль, даже не спрашивая. Однако стоил он недешево, и к середине дня Ричард остался без гроша. Он допивал последний стакан, тяжело опираясь на музыкальный автомат для устойчивости, когда к нему подошла Элла Мэй Хупер. Ей было 53 года, но при полном параде в тусклом свете бара она казалась достаточно красивой для того, чтобы вскружить ему голову. Она прижалась к нему и что-то прошептала на ухо; женщина хорошо разбиралась в тонком искусстве убеждения потенциальных клиентов.

Они вышли из бара рука об руку, у обоих на уме было только одно – помочь другому расстаться с деньгами.

Вернувшись в номер в гостинице «Верфь», Ричард набросился на Эллу Мэй с ножом и потребовал, чтобы она отдала свои деньги. Та, в свою очередь, вытащила из сумочки револьвер 22-го калибра и направила его мужчине в лоб. Это был не большой и впечатляющий пистолет, а просто игрушка из телемагазина, которую она получила по почте, но ее всегда было достаточно, чтобы защититься от клиентов с жестокими намерениями. Сегодня вечером игрушка не принесла ей никакой пользы. Ричард выхватил пистолет у нее из рук, прижал нож к ее шее и повалил на кровать:

– Я надеялся, что ты будешь сопротивляться.

Изнасилование было кратким, но жестоким. С ножом особой необходимости в насилии не было, но Ричард все равно бил ее по лицу снова и снова. Точно так же, как свою жену, когда она отказала ему в том, что, по его мнению, ему причиталось. Закончив, он забрал деньги из сумочки Эллы Мэй и вышвырнул ее на улицу, оставив пистолет себе.

Денег от этого ограбления ему хватило бы не больше чем на день, но это не имело особого значения. В ту ночь он планировал совершить кражу со взломом, чтобы поживиться и получить достаточно крупную сумму, которая при желании позволит уехать из Чикаго. Он точно знал, куда пойдет, – туда, где полно нежных слабых женщин, которые дадут ему все, что он захочет, стоит ему только рявкнуть. Он присматривался к ним уже несколько недель, наблюдая, как они снуют рядом, пока курил возле центра занятости Национального морского союза.

Одетый во все черное, с ножом, прикрепленным к ноге, еще одним в кармане и пистолетом, заткнутым за пояс, Ричард направился на ужин в «Кейс Пайлот Хаус», ресторан, расположенный в нескольких кварталах от гостиницы. Элла Мэй, вся в синяках и крови, уже убежала домой.

После сытного ужина, первого за последние дни, Ричард вернулся в гостиницу «Верфь» и устроился в баре. Этот бар был еще дешевле, чем все остальные. В дополнение к обильному возлиянию паленым виски там еще открыто употребляли наркотики. Имея наличные в кармане и думая,