Наступило утро, и он отправился обратно в Чикаго, имея в кармане больше денег, чем за всю свою жизнь, но не испытывая желания тратить их на выпивку. У него было смутное понимание, что он подведет своего ангела Джуди, если впустую потратит ее деньги. И тот факт, что он поддался этому воображаемому неодобрению, вместо того чтобы поступать так, как ему заблагорассудится, только сильнее взволновал его. Он попал под контроль, даже не поняв как.

09. Двадцать пять долларов удовольствия

По возвращении Ричарда в Чикаго Джин и Марта открыли ему свои двери в последний раз, но их неодобрение было слишком явным. Они хотели, чтобы он уехал как можно скорее, и у Джина вошло в привычку каждое утро отвозить Ричарда в офис Национального морского союза, прежде чем тот проваляется на диване весь остаток дня. Однако новости быстро распространились по союзу, и никому не был нужен пьяница, затеявший драку с офицерами из команды.

День за днем его привозили туда, и он с завидным постоянством получал отказы. 8 июля ему предоставили место на грузовом судне «Летящие брызги», направлявшемся в Южный Вьетнам. Однако по прибытии Ричард обнаружил, что его место занял моряк с большим стажем в профсоюзе, которого порекомендовали друзья. Ричарда охватила ярость, и он провел все выходные, жалуясь и негодующе причитая о несправедливости ситуации, пока наконец терпение Джина и Марты не лопнуло.

В понедельник они отвезли его в город с единственным чемоданом и бросили на обочине дороги. Он был достаточно взрослым, чтобы позаботиться о себе, и Марта устала пытаться сделать брата счастливым. У нее была собственная жизнь, которой нужно было заниматься: она начала разваливаться из-за постоянных вторжений Ричарда в их быт. Джин впервые улыбнулся Ричарду, когда сказал, что ему больше не рады в их доме. Улыбка длилась всего мгновение, но ее оказалось достаточно, чтобы подтвердить все подозрения Ричарда о том, что другой мужчина хотел избавиться от него с самого начала.

Ричард протащил чемодан целую милю до района Парк ветеранов в Саут-Диринге, Чикаго, и выбрал наименее ужасную ночлежку, которую смог найти, – заведение под названием «У Паулины». Как только его чемодан оказался в номере, а ключ в руке, он отправился на поиски выпивки. Джуди, возможно, и не одобрила бы этого, но по крайней мере поняла бы. Его снова отвергли, на этот раз сестра, которая должна была относиться к нему как можно добрее. Как он думал, она станет для него новой, лучшей матерью. Марта же медсестра, совсем как его ангел; ее должны были переполнять доброта и сострадание. Он не мог этого вынести.

Она предпочла этого червяка Джина собственной плоти и крови только потому, что тому не нравилось небольшое соперничество за главенство в семье. Это было просто жалко.

Ричард пропил все свои сбережения (на самом деле все сбережения Джуди), пока одни и те же мысли проносились у него в голове. А когда его выставили на улицу из грязной пивнушки, он, пошатываясь, вернулся в ночлежку. Круг за кругом вращалась маленькая темная комната, и шли мысли Ричарда, застрявшего в нескончаемой спирали, ведущей к разрушению, с каждым поворотом приближаясь все сильнее и сильнее к черной пустоте в глубине своего сознания.

Когда наступило утро 12 июля, Ричард проснулся с адской головной болью; погружение в болезненные мысли ощущалось как прогулка по битому стеклу. Он встал с постели, оделся так хорошо, как только смог, собрал сумку и проделал долгий путь через весь город к центру занятости. Он слонялся без дела, от него разило спиртным, и он стонал при каждом звуке громче шепота до середины дня, когда наконец для него нашлось место. Корабль «Великие озера Синклера» был нефтяным танкером, пришвартованным в Восточном Чикаго, штат Индиана, – у своего рода местного, давно существующего причала. За место на нем большинство моряков в городе отдали бы жизнь. К несчастью, к обеду большинство из них неторопливо разошлись по домам, остались только по-настоящему отчаявшиеся или те, кому больше некуда идти. Ненавидя себя за это, но не имея другого выбора, Ричард позвонил Джину и попросил подвезти его. Новое место работы находилось в получасе езды, а денег на такси у него не было.

Джин приехал, забрал его и отвез в Индиану с самодовольной ухмылкой на лице. После всего позерства и напыщенности Ричард все равно приползал обратно, как маленький заблудившийся мальчик, в ту минуту, когда у него заканчивались деньги. Джин не считал признаком зрелости то, что Ричард обращался за помощью, когда в ней нуждался, точно так же как Ричард не считал все это чем-то меньшим, чем полное унижение. Они подъехали к докам, и в ожидании Ричарда с одобренными документами Джин вышел из машины покурить. Прошло меньше минуты, прежде чем Ричард с ревом спустился по трапу обратно в доки, до хрипа ругаясь и плюясь во все стороны. Он снова упустил место, правда, на этот раз из-за недопонимания, а не конкуренции.

Всю обратную дорогу в Чикаго Джин читал ему нотации об ответственности, предупреждая, что он не может просто бросать все каждый раз, когда его шурину требуется водитель. Ричард покраснел, как свекла, в начале поездки и сидел так до тех пор, пока его не высадили на обочину там, где подобрали.

Он не подвергнет себя этому позорному испытанию еще раз ни при каких обстоятельствах. Лучше он упустит место, чем будет иметь дело с этим ханжой и придурком.

У Ричарда не осталось ничего, ни пенни, ни места для ночлега, поэтому он снова отправился за город пешком, осматривая кварталы вокруг в поисках недостроенных домов. Найдя подходящее место, он дошел до ближайшей автозаправочной станции, где ему позволили оставить сумку за прилавком. Затем он укрылся среди обломков недостроенного дома и беспокойно проспал всю ночь. Завтра будет лучше. Завтра должно быть лучше.

На следующее утро, в среду, 13 июля, Ричард с трудом проснулся и обнаружил, что весь покрыт ранней росой. Для подростка, возможно, было неплохо выспаться ночью в недостроенном доме, но для мужчины, много лет страдающего наркотической зависимостью и восстанавливающегося после операции, это была крайне плохая и вредная идея. У него ломило все тело, пока он шел к заправке за вещами, и он чувствовал тяжесть в ногах, когда возвращался через весь город в центр занятости. Зал открывался только в девять, так что ему пришлось торчать на пороге почти час, пока к нему, посигналив, не подъехала машина.