— да и у Тори — наличествуют зачатки критического мышления и хорошая динамика развития, которые не позволяют им погружаться в свои увлечения с головой, а дают вполне четко и реально видеть края. Я уверена, что и Дашка, и Тори вообще не имеют склонности к какой-либо зависимости. Любую непреодолимую потребность, выключающую разум, они воспринимают, как ограничение их свободы. Слава богу, что этот их обоюдный пофигизм к различного рода пристрастиям отвел семью от полного погружения девчонок во всякого рода неформальные субкультуры. Начиная от каких-нибудь го́тов, панков, хард-рока и тому подобного — и до зависимости от компьютерных игр и полного залипания в соцсетях. В общем, Дарья вполне себе разумна и в немалой степени продуманна, а все эти ее выпендрежи хоть и демонстрируют окружающим, что чувство меры для нее категория скорее умозрительная, на самом деле не более чем игра в плохую тупую девочку. В большинстве своем — из желания позлить бабушку. Ну и чтобы не выпадать из общей тусовки.

Соня замолчала, захваченная неожиданно выскочившим из памяти воспоминанием, и рассмеялась легко.

— Ты чего? — не удержался от ответной улыбки Ярослав, настолько заразительно звенел колокольчиком искренний смех девушки.

— Вспомнила вдруг, как она почти ночью ввалилась к нам в образе Синобу Коте. В черном коротком паричке с синими прядями, в темно-синих же, каких-то безумных линзах на весь глаз, закрывавших даже белки… Одежда какая-то непонятная в облипочку, с коротюсенькой юбочкой… И сверху не пойми что: не то плащ, не то накидка, как засохшие крылья бабочки, которая жутко шуршала. Но главное — этот ее длинный тонкий меч, засунутый за пояс…

— Точно, — рассмеялся Ярослав, подхватив воспоминание Софьи: — А я заснул за планшетом на диване. Проснулся оттого, что услышал звонок в дверь…

— Ага, — уже вовсю смеялась Соня. — И выходишь такой всклокоченный, щуришься от яркого света… Увидел Дашку и офигел. У тебя такое выражение лица было… не передать, это надо было видеть! Глаза вытаращил от обалдения и спрашиваешь: «Девочка, ты кто?»

— Ну еще бы я не обалдел! — уже хохотал Ладников, вспоминая тот случай: — Приснилась какая-то жесткая трешовая муть. Выскочил из нее от звонка, проснуться толком не успел, доковылял до прихожей, а там «картина маслом»: стоит возле тебя нечто и лупает на меня хрен знает чем, уж точно не глазами, и сообщает…

— …го-говорит… тебе, — хохоча уже до выступивших слез, продолжила Соня: — «Так я ж Клинок, рассекающий драконов!» И искренне так, от всей души удивляется: «Вы что, не узнали?» А мы с тобой… О-ей-й… не могу! — тряслась всем телом от хохота Соня.

— А мы с тобой, — вторил ей Ладников, угорая рядом со смеху, — уставились на этот ее меч, который торчал у нее из-за пояса, сука, ручкой вперед…

— …и, — подхватила уже Соня, утирая пальцами слезы с глаз, — ты го-говоришь: «Нет, не узнали, дра-драко… — Соня зашлась новым приступом, не в состоянии договорить от давящего смеха.

— Ага, — продолжил чуть было успокоившийся Ярослав поток их воспоминаний: — говорю: «Драконы — это не наша история. Может, вы адрес перепутали?»

— Ой… — вытирая слезы, Соня попыталась перевести дыхание. — А Дашка как вытащит этот свой меч… — И, не совладав, снова зашлась приступом хохота, пытаясь через него еще и что-то говорить: — Как потрясла им…

И показала, как Дашка тогда размахивала этим своим мечиком, сжав кулак и потрясая им перед офигевшими лицами Сони с Ярославом.

— …и возмущается, — подхватил угорающий рядом Ладников. — Что, говорит, вы такие душные-то, как старперы какие? Щас вместе рубить будем! И хрясь-хрясь — рассекает перед собой этим своим мечом дурацким…

— А ты… Не-е могу! — рыдала-смеялась Соня. — Меч у нее этот выхватил и как ей по лбу ладонью залепил… О-о-ой… — Она попыталась успокоиться, но не сладила с новой порцией хохота: — У… у нее… — изобразила она пальцами искры, полетевшие из глаз, — линзы-то… и выскочили…

— Я там и охренел… — ржал Ладников, трясясь всем телом и закрывая глаза рукой. — Ну, думаю… все, писец Клинку-то, убивцу драконов… притюкнул я его… вон, глаза уже выпали…

Понятное дело, что после этих его слов говорить дальше они уже не смогли — заходились приступом удушливого, безудержного смеха, вытирали глаза… смотрели друг на друга и заливались новым приступом хохота…

— М-да-а-а… — Ладников первым более-менее пришел в себя. Немного отдышавшись, распрямился и, шмыгнув носом, вытер ладонью слезы с глаз. Покачал головой и уже легонько посмеялся вдогонку: — А потом Дашка заставила нас полночи смотреть эти свои дурацкие мультики, чтобы, как она сказала: «ознакомиться с подростковой субкультурой и аниме как явлением».

— О-ой… — протянула Соня, распрямляясь следом за Ярославом. Не удержавшись, тоже шмыгнула носом и продолжила воспоминания, внеся в них уточнение: — Ага, это тебе повезло смотреть полночи, а потом ты откровенно сбежал в спальню и завалился в кровать. А мне пришлось с Дашкой всю ночь знакомиться, блин, с этой самой ее культурой.

— А, кстати, ничего так, прикольная штука оказалась эти анимешки, — заметил Ладников. — Мне недавно по работе пришлось их смотреть до переклина в мозгах. — И вдруг, неожиданно резко став серьезным, посмотрел на Софью задумчивым и странно нежным взглядом, как смотрят, бывает, люди в свое теплое и счастливое прошлое. И спросил: — А здорово тогда было?

— Здорово, — покивала Софья, тут же внутренне закрываясь и сделав вид, что не поняла всей глубины этого скорее замечания и напоминания, чем вопроса. И, уже традиционно набрав побольше воздуха, протяжно выдохнула и совсем другим, деловито-бодрым тоном предложила: — Ну что, давай уже закончим с нашими, так сказать, фигурантами? А то скоро на обед позовут.

Ладников не спешил с ответом. Молчал и смотрел на девушку, погрузившись в какие-то свои мысли. Вздохнул, явно переключая себя на деловую волну, кивнул, соглашаясь с ее предложением, и напомнил, на чем они остановились:

— Ну что, у нас осталась только Евгения.

— Да, Евгения, — окончательно возвращаясь в ровное, сдержанное состояние, кивнула Софья. — Евгения Андреевна. Вторая жена моего отца и мать Дарьи. Если честно, я плохо ее знаю. Не то чтобы не люблю категорически или сторонюсь как-то, для этого у меня нет оснований. Евгения не была так называемой «разлучницей» и не уводила отца из семьи, чтобы иметь к ней какие-то претензии. Они встретились, когда после развода родителей прошло больше года. У мамы в тот момент уже вовсю развивался роман с Игорем Владимировичем, который чуть позже стал ее вторым мужем. Просто Евгения — человек закрытый, очень себе на уме и весьма скупа на выражение и проявление эмоций и чувств. Но она совсем не такая,