Та остановилась в метре от входной двери и непонимающе уставилась на неё. Она никак не могла понять, почему всё открыто нараспашку.

Неужели эта секретарша что-то знает? И сложно было сказать, причастна ли она к исчезновению Прасковьи или просто слышала, что старушка пропала из посёлка?

— Прасковья Ефимовна, вы вернулись? — Женщина ступила на крыльцо и заглянула внутрь дома.

Ответом ей была тишина, поэтому она сделала ещё пару шагов, заходя в сени.

Я старалась не дышать, хотела успеть поймать все её реакции и разобраться, какое отношение она имеет к расследованию. То, что она пришла сюда с фотоаппаратом, уже о чём-то говорило. И я предполагала, что Прасковья не зря прятала документы в подполе.

Чёрт, документы! Я оставила их лежать прямо на столе, и, если эта женщина зайдёт в комнату, будет рада увидеть на самом видном месте то, за чем они с Афоней, вероятно, долго охотились.

— Она нет, зато я здесь, — пришлось выйти из укрытия и выдать себя, чтобы остановить шествие секретарши к заветному призу.

Женщина вздрогнула и отпрыгнула назад, опрокидывая ненавистный таз, о который я спотыкалась уже пару раз. Не удержавшись на ногах, она упала на копчик — тоже знакомая история, — и ей на голову грохнулось подвешенное на стену корыто. Помощница главы тут же заскулила от боли, а вот я силилась удержать волну смеха. Нет, я не была жестоким человеком, но в такие моменты перебороть себя не могла.

— Какого лешего эта старуха разбросала всё по сеням?! — злостно закричала пострадавшая, моментами перехода на визг.

— А вы чужие решения не осуждайте. Дом вам не принадлежит, поэтому и шариться в нём не стоит. Что вообще вы здесь забыли с фотоаппаратом? — Я решила не тянуть время и сразу перейти в атакующую позицию.

Женщина не торопилась снимать с головы корыто.

— Думаете, что спрятались от меня? Или что?

— Ты кто такая вообще? Лезешь не в своё дело. Сама забралась в чужой дом и думает, что вершит закон! — Очевидно, женщина раскусила мой план нападения и решила воспользоваться им сама.

От такой наглости я даже замолчала на несколько секунд. Мой взрывной характер рвался наружу, но я из последних сил держала себя в руках.

Сократив расстояние до секретарши, я сдёрнула с неё корыто, специально задевая стенкой её затылок. Женщина недовольно заворчала, а затем взглянула на меня исподлобья, пряча фотоаппарат под кофту, чтобы я не забрала.

— Если ты думаешь, что детективами работают люди с улицы, у которых нет связей в полиции, то это большая ошибка, — я сразу предостерегла от поспешных умозаключений.

Я часто сталкивалась с людьми, которые не воспринимали мою профессию всерьёз. Каждый раз это стоило им очень дорого.

Секретарша нахохлилась и скрестила руки на груди, всем своим видом давая понять, что идти у меня на поводу она не собирается.

Это ещё больше завело меня. Мало того, что она ворвалась в чужой дом, так ещё и молчит как рыба. Хотелось бы применить пытки, но здравый смысл, к сожалению, пока что меня не покинул.

— Повторяю вопрос: зачем ты фотографировала чужой участок? — Не изменилось совсем ничего.

Она как начала обиженно смотреть в одну точку, так и продолжала.

Я принялась расхаживать по сеням взад-вперёд, всем своим видом пытаясь показать, что настроена серьёзно. Со мной шутки были действительно плохи, и очень жаль, что в Забивалове об этом никто не знал. Я никуда не торопилась, поэтому готова была сидеть с ней до наступления ночи. Меня мог отвлечь только ароматный кофе.

— У тебя два варианта развития событий: либо ты, как умная женщина, отвечаешь на мои вопросы сейчас, либо я привязываю тебя к стулу, и потом ты не докажешь мою виновность. Почему? — Будто читая вопрос в её глазах, я самодовольно улыбнулась и продолжила: — Потому что в полицейском отделении города Тарасова работают мои очень хорошие знакомые, которые согласятся с тем, что твоё пребывание здесь — незаконное проникновение на частную территорию. Сидеть тебе пару лет общего режима. Шить, кстати, умеешь?

Резко остановилась напротив неё и наклонилась чуть ближе.

По глазам секретарши было видно, что она напугана и не подвергает мои слова недоверию. Это утешало, вот только подчинённая Жмурикова продолжала молчать.

Я потянулась к стене и с громким разочарованным вздохом, будто я совсем не хотела делать то, что собиралась, сняла со стены тонкий канат.

От этого действия секретарша тут же зашевелилась, понимая, что от слов я перехожу к действиям.

— Афанасий Кирьянович попросил сделать это, — почти сквозь зубы процедила.

Я победно ухмыльнулась и шагнула ближе, но верёвку из рук убирать не стала. Этот ответ был очевидным, но услышать его стоило. Вдруг это инициатива кого-то ещё? Нового фигуранта дела, которого я всё это время не брала во внимание, например.

— Зачем ему нужны фото дома Прасковьи Ефимовны? — К основному вопросу подходила медленно, боясь спугнуть.

Сельские женщины — народ нестабильный. К ним нужен особый подход.

— Понятия не имею. Этот старый хрыч меня в свои дела не посвящает, только приказывает, — с недовольством проговорила помощница главы, исподлобья наблюдая за моей реакцией.

Не могла понять, блефует она или действительно так скверно воспринимает начальника. С одной стороны, если дело тёмное, Афоня вряд ли стал бы посвящать в него лишних людей, даже если делает всё их руками. С другой — секретарша могла быть настолько приближена к Жмурикову, что он доверял ей на все двести, и сейчас я бессмысленно трачу время на допрос, который никакой полезной информации мне не принесёт.

— Так чего не уволишься, раз не нравится? — Её хмурый взгляд буквально кричал о том, что этот диалог будет идти тяжело. И вопросы, которыми я её засыпала, совершенно не нравились секретарше.

— Единственная работа в посёлке, за которую можно получать адекватные деньги. Самой сложно было догадаться? — Лучшая защита — наступление. И женщина, имя которой я до сих пор не знала, действовала профессионально.

— Как вас зовут?

Женщина замялась. Она нехотя прищурилась, переживая за то, что её данные будут звучать в расследовании. Не хотелось пойти по делу ни свидетелем, ни тем более обвиняемым. Но в посёлке её все знали, поэтому смысла скрываться особо не было.

— Настасья Темнова, — почти себе под нос, чтобы я переспросила.

И зачем только испытывала моё терпение?

— Громче, пожалуйста, — с нажимом попросила, нет, уже потребовала я.

Этот разговор утомил даже меня — ту, кто по десять