Шрифт:
Закладка:
Путь из варяг в греки, Волховско-Днепровская система речных магистралей между Балтикой и Черным морем, имел определяющее значение как для этой системы коммуникаций Скандобалтики, так и для культурно-коммуникационного развития Древней Руси, лишь частично входившей в зону становления «Балтийской цивилизации» и обеспечивавшей ее контакты как с византийско-христианским, так и с исламским миром (Лебедев, 1975).
Современный этап историко-археологического изучения этой системы магистралей продолжается уже ровно тридцать лет. Безусловные свидетельства контактов славян со скандинавами, установившихся в течение второй половины VIII – первой половины IX в. на глубинных и ключевых участках этого пути от Ладоги до Верхнего Поднепровья, связаны с теми же процессами движения материальных ценностей и социальных сил, которыми определялось развитие Скандобалтийской цивилизации (Лебедев, 1985: 227–237).
Систематизация различных категорий археологических памятников, комплексов, артефактов – от оружия до монетного серебра – позволяет проследить динамику становления и развития Пути из варяг в греки на протяжении двух с половиной столетий, с начала IX до середины XI в. Фактор, определивший эту динамику и, в свою очередь, неразрывно связанный с коммуникативной функцией Волховско-Днепровского пути, – становление древнерусского города, урбанизационный процесс. Со времен работ Д. Я. Самоквасова и В. О. Ключевского древнерусские города выступают как ключевой элемент ранней русской истории, а последние десятилетия отмечены качественным сдвигом в их археологическом изучении (Куза, 1985: 18–23). С середины 1980-х гг. в связи с исследованиями на Пути из варяг в греки определяются некоторые новые принципы и подходы локационно-коммуникативного анализа поселений, погребальных и иных памятников на речных трассах, соединяющие традиционные приемы археологических работ с экспериментальными и иными методами «навигационной археологии» (Лебедев, 1987б, 1988).
Десятилетний цикл работ археолого-навигационной экспедиции «Нево» («Nevo-Viking») на Пути из варяг в греки в 1985–1995 гг. (Лебедев, Жвиташвили, 2000) позволяет предложить некоторые результаты этих исследований (Лебедев, 1990, 1995в), дополняющих представления о раннем древнерусском урбанизме, как в таких бесспорных центрах его на Пути из варяг в греки, как Старая Ладога (Лебедев, 1987б), так и на всем протяжении речной трассы, охватывающей более 2700 км между Балтикой, Ладожским озером и Черным морем.
Начальные формы этого урбанизма, порожденные спецификой процессов становления Скандобалтийской цивилизации и определяемые как vic-structure или «города старшего типа» (Jankuhn, 1974: 378), по крайней мере, в средокрестии и на ключевых точках этого пути выявлены более двадцати лет назад (Булкин, Лебедев, 1974: 11–17), и в дальнейшем значение этих «открытых торгово-ремесленных поселений» (Булкин и др., 1978: 138–140) для развития урбанизма Древней Руси, по крайней мере в регионах, связанных с Балтийским бассейном, подтверждено и подкреплено исследованием таких ключевых памятников, как Гнездово, Ладога, Рюриково городище, Тимерево (Носов, 1990б: 8–12).
«Города старшего типа» или «архаический город», представленный на Руси этой разновидностью урбанистических поселений, безусловно, своим появлением, а во многом и судьбою обязаны общим процессам урбанизации Скандобалтики и связаны с ними. Играя роль транзитных центров сосредоточения товаров, средств, людских ресурсов, они обеспечили начальное движение потока арабского серебра на Балтику. Города IX в. возникают в местах скопления кладов и находок восточных (в Среднем Поднепровье византийских) монет (Седов, 1987: 18–20, карта 3), что свидетельствует об активном их участии, по крайней мере, в начальном движении денежных средств. Вовлечение этих средств, ориентировочно определяемых в 1 млрд дирхемов (что приблизительно эквивалентно современным 4–5 млрд долларов США, составляя 10 % по отношению к средствам, позднее вовлеченным в экономику Европы после Великих географических открытий на рубеже Средневековья и Нового времени), стало мощным фактором цивилизационных процессов как Скандобалтики, так и Древней Руси (Лебедев, 1995а: 35–35). «Архаический тип» города дал начальный толчок развитию урбанизма.
На Руси, однако, эволюция этого типа поселений проходила несколько иначе, чем в Скандинавии, где ведущие вики – Бирка, Хедебю, Скирингссаль и др. – не пережили поздней эпохи викингов, приходя в упадок вскоре (и в связи) по прекращении поступления арабского серебра. Следует отметить, что, наряду с экономическими факторами изменения «серебряного потока», его переориентация с восточных на западные (германские и затем английские) монетные ресурсы происходит после походов Святослава 964–965 гг. на Волжский путь, разгрома ведущих центров восточной торговли в Булгаре и Итиле и установления безусловного доминирования Волховско-Днепровского Пути из варяг в греки.
В северном урбанизме это вызывает определенного рода коллапс «городов старшего типа», однако на Руси он проявляется значительно слабее. И прежде всего такой значимый и развитый «архаический город», как Ладога (Kendwick, 1994: 323–324), продолжает развиваться и сохраняет свое значение главного морского порта на Волхове, трансформируясь во вполне представительный и жизнеспособный «город младшего типа», или классический средневековый город.
Классический тип средневекового города Древней Руси («детинец + посад») оформляется не позднее середины X в. в таких важных центрах Северо-Запада, как Новгород и Псков (Белецкий, 1996а). Эволюция Новгорода, синхронная Ладоге X–XII вв., однако, должна исследоваться не только с точки зрения генезиса этой классической схемы (см. рис. 49) и даже соотношения ее с предшествующим Детинцу на Софийской стороне Рюриковым городищем. Новгородский урбанизм, по-видимому, тесно связан с ландшафтно-гидрографическим фактором, определившим плотную заселенность территории Ильменского Поозерья как коренной области словен (Конецкий, Носов, 1985: 8–33). Новгород формируется как фокусирующий центр сгустка поселений по берегам Волхова, Ильменя, многочисленных речных рукавов и притоков от Волховца до Веряжи.
Гидрографически-коммуникативное значение этого центра, очевидно, объясняет загадку скандинавского имени города Hólmgarðr (поселение на острове). Имеющиеся интерпретации (Глазырина, Джаксон, 1987: 19–20) недостаточно учитывают навигационную роль речного острова, образованного в истоке Волховом и Волховцом. Подходы к нему обустроены ранними укреплениями – Холопий городок (на севере) и Рюриково городище (на юге), с хорошо известными материалами IX в. На островной части расположилась Торговая сторона Новгорода Великого, где находился и княжеский, и гостиные дворы в XI в., когда название «Хольмгард» было особенно актуально для варягов времен Ярослава Мудрого.
Навыки речного судоходства, необходимые для того, чтобы из Aldeigjuborg’a/Ладоги добраться по Волхову до Новгорода, заставляют обращать внимание на многочисленные, начиная с Вындина острова за Волховскими порогами, речные острова, и крупнейший из них, являясь конечной целью речного плавания, должен был стать топонимообразующим для скандинавских насельников и посетителей Новгорода.
Классическая схема средневекового урбанизма, преобразовывая это островное пространство и связывая его с Детинцем-Посадом Софийской стороны волховского левобережья, удержала не менее особое значение градообразующих центров, сформировавшихся на островной, правобережной Торговой стороне, отсюда – закрепившаяся в градостроительной структуре «бицентричность» Господина Великого Новгорода, где за равновесием вечевого Торга, княжеского
