на этом раннем этапе входили, видимо, и торговые центры Ростово-Ярославского Поволжья. Эта территориальная структура отразилась, в частности, в известиях восточных источников о «трех центрах Руси»: Русская земля (Куйава, Киев), Верхняя Русь (Славийюн, Новгород – Ладога), Ростовская земля (Арса).

Рис. 154. Восточная Европа в эпоху образования Древнерусского государства:

1 – водные пути; 2 – города IX–XI вв.; 3 – древнерусские племена; 4 – археологические культуры VI–IX вв. (КК – корчакская культура, KЛР – культура луки-райковецкой, КСДК – культура смоленских длинных курганов, НС – новгородские сопки, ПДК – псково-боровичские длинные курганы, РБК – роменско-борщевская культура, СМК – салтово-маяцкая культура); 5, 6 – клады и отдельные находки монет первого периода обращения арабского серебра (до 833 г.) (по данным В. В. Кропоткина); 7 – районы концентрации памятников раннефеодальной дружинно-городской культуры; 8 – первичные государственные территории IX–X вв. (по данным А. Н. Насонова); 9 – граница «каганата росов» 838–852 гг.; 10 – граница Киевской Руси в 882–1054 гг.

Эти первичные «государственные территории» еще в начале 1950‑х гг. с исчерпывающей полнотой были реконструированы по письменным данным А. Н. Насоновым (Насонов, 1951). Накопленные за последующие 50 лет материалы показали, что и в археологическом отношении эти области отличаются определенным своеобразием. Во многих случаях они определяют особые этапы развития тех или иных территорий Восточной Европы, выступающих как самостоятельные «потестарные регионы» и лишь постепенно, под воздействием именно сил, сосредоточенных в зонах и центрах «дружинной культуры», стягивающихся в «сложносоставное государство» ранних «русов» (Шинаков, 2002: 426–428). «Капельно» формирующиеся очаги этих раннерусских компонентов позволяют наметить особую, неустойчивую и зыбкую, но растущую культурно-историческую зону развития раннефеодальной дружинно-городской культуры, резко противостоящую окружающим племенным, «земским» областям (Куза и др., 1982: 287; Рыбаков, 1970: 27). Элементы этой культуры с конца IX в., в X–XI вв. сосредоточены наиболее представительно в области Среднего Поднепровья, и прежде всего в Киеве.

Столица «Русской земли» возникла в основании широко разветвленной системы рек, сходящихся к Днепру с противоположных сторон Русской равнины (Толочко, 1975: 19). Береговые отроги («горы киевские») цепочкой поднимаются по правому берегу Днепра над протекающей вдоль их основания р. Почайной. На горах возникли первые разрозненные поселения; в V–VIII вв. центральным из них становится «градок» летописного Кия на Старокиевской горе (Кіліевич, 1976: 179–213). С юга к нему примыкало «Поле вне града» (такие поля, связанные с курганами и кладбищами, известны в ряде других древнерусских городов: Олегово Поле в Чернигове, Проклятое поле в Лукомле, Волотово поле в Новгороде, Славенское поле в Изборске). По-видимому, полукольцом охватывал это пространство обширный курганный некрополь (могильник I по М. К. Каргеру) (Каргер, 1958: 113–115). «Град», «поле» и «могилы» – вот известные нам сейчас компоненты ряда городских центров предгосударственной поры (рис. 155).

Разрозненные и отрывочные данные о киевском могильнике позволяют лишь в общих чертах уловить эволюцию от обычных славянских курганов с сожжениями (погребения № 95, 96, 98–101, по М. К. Каргеру) к монументальным насыпям родоплеменной и военной знати (№ 103, 108, 113) и специфически киевским боярским срубным гробницам (№ 105, 109, 110, 112, 123).

Во второй половине IX в. начинается бурный рост киевского посада на Подоле (дендродата – 887 г.) (Гупало, 1982: 28). Серия из пяти кладов X в. (три куфических и два византийских) указывает на растущее экономическое значение и мощь Киева.

В начале X в. в северной части зоны киевского градообразования, несколько в стороне от основного ядра памятников, на Лысой горе, формируется особый торгово-ремесленный центр, с городищем и примыкающими к нему курганными кладбищами (Антонович, 1984: 42; Каргер, 1958: 135; Толочко 1970: 23–25). Есть здесь и погребения скандинавского облика, с ранними формами мечей типа Е и Н (№ 117, 116), фибулами ЯП 51 и ЯП 52 (№ 124, 125), датирующиеся началом – серединой X в.

Городище на Лысой горе господствовало над поймой Почайны в ее верхнем течении, где в районе устья р. Глубочицы – Иорданского озера, у так называемой «Притыки» (специально оборудованной набережной), еще в начале XVIII в. сосредоточивались на зимовку суда (Берлинский, 1820: 114). Факт, ассоциирующийся с сообщением Константина Багрянородного об однодеревках русов, которые «спускаются по реке Днепру и собираются к крепости киевской, называемой Самватас» (выделено мною. – Г. Л.) (τὸ κάστρον τὸ Κιοάβα, τὸ ἐπονοµαζόµενον Σαμβατάς) (Константин Багрянородный, 1989: 44).

Рис. 155. Киев в VI–XI вв.:

1 – поселения VI–IX вв.; 2 – поселение конца IX – первой половины X в.; 3 – городские укрепления и храмы второй половины X – первой половины XI в.; 4 – курганы; 5 – срубные гробницы, грунтовые могилы, подбойные погребения; 6 – основная зона городской застройки с конца IX в.; 7 – реконструируемые элементы первоначального градообразования. Цифрами обозначены: 1 – «могильник I», 2 – «могильник II», 3 – могильник салтовского типа (1–3, по М. К. Каргеру), 4 – «Дирова могила», 5 – «Аскольдова могила».

Гидрография показана по состоянию на 1710 г. (по данным М. Берлинского)

«Крепость Киева, называемая также Самватас» – одна из давних загадок русской истории (Лященко, 1930: 66–72). Известный отечественный историк А. И. Лященко, специально исследовавший этот текст, пришел к выводу, что название «Самват» относится не ко всему киевскому градообразованию, а именно к крепости (у которой собираются суда). Термин κάστρον (castron), многократно использованный Константином, появляется в III в., когда античные города, до того в значительной части неукрепленные, стали обносить укреплениями, отрезавшими часть застройки. В VII–XII вв. castron и polis четко различаются. Первый из них – государственная крепость, находящаяся под императорским контролем; castron называлось также любое новооснованное укрепление, даже небольшое (венецианцы построили в своей области свыше двух десятков castro; многочисленные castro отмечены у хорватов, у сербов) (Константин Багрянородный, 1989: 101–107, Гл. 27; 135–141, Гл. 31).

Крепость на Лысой горе полностью отвечает этим характеристикам. Сравнительно небольшое новооснованное укрепление контролировало, во‑первых, речную гавань Почайны (вблизи от наиболее емкой и удобной для скапливания судов ее части); во‑вторых, к северо-востоку от Лысой горы находился важный перекресток сухопутных дорог на Белгород, Вышгород и Василев, летописные Дорожичи, впервые упомянутые под 980 г. (Закревский, 1868: 299–300, 342).

Материалы как поселения, так и могильника у Лысой горы ограничены X в. (Голубева, 1949: 115). Основные датированные комплексы относятся именно ко временам Константина Багрянородного, более ранних находок здесь нет. Появление княжеской крепости на северной окраине Киева можно отнести ко времени после 882 г., когда из Новгорода «Поиде Олег, поим воя многи, варяги, чюдь, словени, мерю, весь, кривичи» и, без боя заняв Смоленск («прия град»), взял затем Любеч, вышел к Киеву и в урочище Угорском (куда Олеговы ладьи могли незаметно для киевлян выйти речным рукавом Черторыя) (Фундуклей, 1847: 14) расправился с князьями киевской династии (Аскольдом). После этого, сообщает ПВЛ, «Олег нача городы ставити» (ПСРЛ, 1926: Т. 1, Лаврентьевская летопись, стб. 23, л. 8). Возможно, князь-пришелец