Шрифт:
Закладка:
Генезис и эволюция градостроительной структуры Новгорода – особый и сложный вопрос. Однако надо констатировать, что «классическая схема» города, развертываясь здесь достаточно последовательно, охватывает и близлежащие участки Пути из варяг в греки.
Классический тип средневекового города формируется в Ладоге, где после строительства мысовой крепости развертываются улицы, концы, слободы городского посада (в XII в. закрепленные ансамблем монументальных каменных храмов). В противолежащей, южной части северного, тяготеющего к Балтийскому бассейну отрезка Пути из варяг в греки, в верховьях Ловати – Западной Двины «классическую схему» города представляет летописный Въсвячь (Усвяты) (Штыхов, 1978: 53–55), с укрепленными земляным валом кремлем и посадом на Юрьевых горах над протокою Усвятского озера.
Классическая схема города, по крайней мере в северной части Волховско-Днепровского пути (Волхов – Ильмень – Ловать), реализовавшись в ключевых центрах, таких как Ладога, Новгород, Въсвячь, однако, не привела к полному исчезновению архаических открытых торгово-ремесленных поселений. Крупнейшее из них, Гнездовское (первичный Смоленск?), дополненное Большим Гнездовским городищем, продолжало функционировать почти до конца XI в. (Алексеев, 1980: 135–150), обеспечивая переход из Балтийского в Черноморский (Днепровский) бассейн на Днепро-Двинском междуречье.
Видимо, серия небольших открытых поселений подкрепляла движение на локальных участках пути: Усть-река на южном берегу оз. Ильмень, Средняя Ловать (Коровичино) в низовьях Ловати, Курско Залучье – в среднем течении, Пруд и Борисоглеб – в верхнем (Александров, Ершова, 1988).
Прагматичная гибкость «архаической схемы» поселения вокруг небольшой речной гавани позволяла использовать эту схему и на Днепровском пути: безусловно, того же типа – древнерусское Протолче в южной части о. Хортица (Варяжский остров, как он назывался до XIII в.) на днепровском Запорожье.
Унификацию урбанистического процесса вдоль Пути из варяг в греки (ПВГ) усилила и направила в определенной мере целеустремленная политика древнерусских князей. Уже строительство Рюрикова городища в Новгороде, по летописи в 864 г., как и создание деревянной крепости в Ладоге 862 г., можно рассматривать как такую целенаправленную политику варяжского князя Рюрика, в результате которой и можно принять вывод, что при очевидных хронологических и градостроительных различиях во второй половине IX в. «типологически это были центры одного порядка» (Носов, 1993: 75).
Преемник Рюрика Вещий Олег после похода 882 г., объединившего Новгород, Смоленск и Киев вдоль Волховско-Днепровского пути, осуществляет, по-видимому, еще более масштабную градостроительную акцию («нача грады ставити»), результатом которой можно считать появление серии «градков» – небольших укреплений вдоль всего древнерусского Пути из варяг в греки (Лебедев, 1995в: 94–98).
«Градки» ПВГ, общей численностью, видимо, более 40, в наиболее плотном и чистом виде сохранились вдоль северной части пути (Волхов, Ильмень, Ловать, Двина, Днепро-Двинское междуречье, Верхний Днепр), где они действовали сравнительно короткий отрезок времени (с начала X в.) как сторожевые крепости на фиксированных отрезках пути.
Небольшие ремесленные «посады», иногда возникавшие при них (Городок на Ловати), не развились в дальнейшем в крупные городские центры, уступая, как правило, место более поздним древнерусским городам (в названном случае – Великие Луки), вероятно в силу их более органичной и тесной связи не с транзитом торговли и даней, а с хозяйственной жизнью близлежащей сельской округи (Горюнова, 1977).
Города Верхнего Поднепровья, от Орши до Любеча, при внешнем сходстве с северными «градками ПВГ» (небольшие мысовые городища на притоках Днепра), в отличие от них, как правило, оказались структурными центрами «классической схемы древнерусского города», быстро превратившись в укрепленные цитадели (кремли, детинцы, замки) белорусских городов XI–XVI вв. Существенно, вероятно, то обстоятельство, что практически все эти городища сохранили в основании культурный слой раннего железного века, в данном ареале, как правило, милоградской культуры VII–III вв. до н. э., иногда же удается проследить стратиграфическую и хронологическую непрерывность в использовании городища от милоградского до древнерусского времени (Штыхов, 1971: 119–125, 213; Поболь, 1983: 167, 281–291, 390).
В таких выразительных случаях, как Холмечь, сохранение милоградских укреплений свидетельствует о действенности древних предпосылок контроля этих (родовых) «градков» над отрезком речного пути, резко актуализировавшихся в древнерусскую эпоху.
Эта контрольная функция на Днепре, очевидно, как правило, предопределяла полноценное развертывание остальных административно-хозяйственных урбанистических функций, способствуя в большинстве случаев перерастанию «градков» в полноценный классический тип средневекового древнерусского города домонгольской (а в ряде случаев и последующей) эпохи.
Различия в эволюции «градков» ПВГ северной (волховско-ловатской) и центральной (верхнеднепровской) части речной магистрали определяются характером эконом-географических зон, объединенных летописным Путем из варяг в греки (Лебедев, 1988).
С севера на юг это, последовательно, зоны нестабильного (негарантированного) земледелия вдоль Волхова – Ловати, характерного в целом для Новгородской земли (и сближающего ее в хозяйственном отношении с другими регионами Скандобалтики), зона стабильного древнего земледелия ареала городищенских культур Верхнего Поднепровья на территории России и Белоруссии и, наконец, зона высокопродуктивного древнего земледелия Среднего Поднепровья Украины: здесь градостроительный процесс развивался в форме многоуровневых иерархий, достигших законченного выражения в «триумвирате городов» Киев – Чернигов – Переяславль «Русской земли» Среднего Поднепровья (Булкин и др., 1978: 10–17, 145–146), и вероятно, его изучение не должно ограничиваться гидрографическо-коммуникативным аспектом.
Верхнеднепровские города более отчетливо связаны в начальной своей фазе с коммуникативной активностью ПВГ. Потенциал эконом-географической «зоны стабильного земледелия», однако, был достаточен для быстрого развития урбанистических функций, охватывающих различные стороны жизни прилегающих территорий, и возникший на основе трансконтинентальной коммуникации, аналогичный среднеднепровскому, триумвират городов Смоленск – Полоцк – Витебск в Днепро-Двинском междуречье в дальнейшем становится основой различных территориально-политических образований древнерусского Средневековья (Булкин и др., 1978: 51–60). Функция контроля на водном пути («градков» ПВГ) сыграла в этой зоне для процесса урбанизации ту же роль «начального толчка», что в северной зоне – «архаический тип города», послуживший первой ступенью перехода к «классическому типу».
В северной зоне функция «контроля на водном пути» наряду с «градками» ПВГ была закреплена, по-видимому, за особым типом поселений. Это характерные главным образом для среднего течения р. Ловати «сопки и селища на речных луках» (Лебедев, 1987в: 16–18). Из примерно полусотни выявленных сейчас пунктов этого типа не менее 35 сосредоточены на Ловати, где их контрольно-коммуникативная функция (обусловленная уникальными гидрографическими характеристиками реки, с наивысшим в Восточной Европе коэффициентом извилистости) органично и удачно дополняла сложный, гибкий и динамичный ландшафтно-хозяйственный комплекс (Конецкий, 1989: 26–30).
Многопрофильная аграрная деятельность в зоне нестабильного аграрного хозяйства требовала дополнения охотой и другими лесными промыслами, сырьевым обменом, ремеслом, товарными и фискальными операциями, а система «капельного» расселения небольшими патронимиями, с достаточно высоким социальным динамизмом (структурно близким обществу скандинавских бондов эпохи викингов) в своеобразных условиях глубинного ловатского участка водной магистрали, превращала обитателей этих «поселений на луках» (ильменских словен) в подлинных хозяев Пути из варяг в греки.
Этот труднопроходимый ключевой участок в наибольшей мере контролировался свободной
