Приходится еще раз звонить—ехать-тo надо.

— Вы что — оглохли?! Чик-чирик-трам!

Я знаю: это вы, живые, черные, как расплавленный антрацит.

А мне что надо?

Официантка с карими, задумчивыми и затуманен­ными глазами протянула счет — пятнадцать рублей. Мне как-то не по себе, потому что мы с приятелем наели-напили на десять. Вы бы, карие глаза, попро­сили у меня пять рублей — я ведь не жадный. А за­чем же...

Начальник цеха зовет меня на «вы» и по имени-отчеству. Главный инженер советуется со мной. Ди­ректор выходит из-за стола пожать мне руку. Меня любят на работе и в семье. Почему же вы, голубые-черные-карие, унижаете меня в своей сфере обслужи­вания?

Вот и думаю — почему? Может, у вас маленькая зарплата? Да нет, для ваших лет достаточная. Мо­жет, вы не образованны? Да нет, по восемь-десять классов. Может, у вас такие характеры? Да нет, с друзьями и домашними вы нормальные люди. Мо­жет, вам не везет в любви? Да нет — вы же голубые-распахнутые, черные-живые и карие-задумчивые... Может быть, так надо?

Если надо, мы вынесем все — беды, войны, болез­ни... Но унижения человека мы не выносим — отвык­ли с семнадцатого года. И нас нигде не унижают, кроме вашей сферы обслуживания, мои вы глазастые!

Так что мне нужно?! Догадались? Улыбка. Да, че­ловеческая улыбка! И тогда я высплюсь в гостинице на полу, передавлюсь сырым бифштексом и куплю ко­стюм с карманами на спине — только улыбайтесь!

А если не можете, если трудно работать с людьми, если вы одни, а нас много, — тогда идите ко мне на за­вод, к станку...

Только знаете, с чего я начинаю обрабатывать ме­талл? Я ему улыбаюсь. Чтобы не сломался, — он ведь не человек.

Через сто лет

Было воскресенье через сто лет, считая от сегодняшнего дня.

Иван (это имя опять вошло в моду) проснулся оттого, что выспался. Он лениво нажал кнопку под подуш­кой. В спальню тут же вошел своей негнущейся поход­кой домашний робот. Казалось, он улыбался, побле­скивая никелем, хромом и пластиком. Робот протянул гантели.

После зарядки Ваня нажал кнопку. Робот сразу приготовил ванну. Но в ванне хозяин опять нажал кнопку, и робот начал массировать ему спину своими нежно-эластиковыми руками.

После душа порозовевший Ваня оделся и нажал кнопку на карманном пульте. Робот тут же вкатил тележку с завтраком: сок индиго, ломтик картофеля, рюмочка хлористого кальция, отварной турнепс. Это все робот наготовил, пока хозяин купался. Туг обхо­дилось без кнопки — звуковые сигналы (шум душа) преобразовывались в электрические, включали в ав­томате завтракальную систему, и он топал себе на кухню. За все время, как его приобрели, автомат толь­ко раз сдурил: услышал в три часа ночи шум дождя и притащил в спальню отварной турнепс. Кстати, ему можно было отдавать команды и голосом, но Ваня ле­нился.

После завтрака захотелось погулять. Чтобы загру­зить робота, Иван нажал кнопку долгосрочной про­граммы — без него автомат должен все пропылесосить влажным воздухом, ответить на все видеотелезвонки, скомпоновать на следующую неделю мини-интерьер, ну и скомпоновать обед из таких ингредиентов (то есть первое, второе, третье), которые не повторялись по­следний месяц.

Ваня поднялся на крышу, сел в малолитражный вертолет и полетел кружиться над парком. Только он взвился, как заметил в воздухе шатенку. Через сто лет брючные костюмы, разумеется, уже не носили — только парики. Поэтому Ваня подлетел ближе и улыб­нулся.

— Сто пятьдесят шесть сто восемьдесят девять,— ответила шатенка, меняя на ходу парик.

Довольный Ваня пострекотал в парк — они позна­комились, она назвала ему свой видеотелефон.

Надышавшись, Иван прилетел домой. Он принял душ и переоделся. Робот тут же вкатил обед: бульон прозрачный, крапива отварная, ломтик куриного желтка, одна морская водоросль.

Поев, Ваня нажал кнопку, и робот превратил ди­ван в гамак, который нежно и бесшумно завибриро­вал, укачивая человека.

После сна Ваня, разумеется, нажал кнопку, чтобы робот повертел телевизор и выбрал интересную программу. Тридцать первая программа Ваню устроила — показывали игру в бирюльки, первенство Европы. По­том робот отыскал ему игру в баклуши, первенство мира. Затем нашел соревнование по крестикам-ноликам — Земля играла с Марсом. А уж потом отыскал многосерийный детектив.

После двенадцатой серии пора было спать.

Ваня принял душ и принял от робота ужин: сок авокадо и один ломтик. И уснул, предварительно на­жав кнопку, чтобы робот вымыл ванну, убрал кухню, приготовил ему на завтра костюм и собрал портфель. Робот все сделал бесшумно и аккуратно. Был час ночи.

— Скафандр еще стирать, — вздохнула жена, вы­лезая из него.

Насчет цыплят

Ты уже, разумеется, позавтракал?! — полуспросила-полуутвердила жена, заглядывая в холодильник.

Слово «разумеется» означало, что я эгоист и не до­ждался ее с Ленкой.

— Разумеется, нет, — подчеркнул я слово «разу­меется», которое теперь означало, что я не эгоист и никогда им не был.

— Куда же делись пять яиц? — ехидновато поинте­ресовалась жена.

— Спроси у холодильника, — буркнул я.

— Очень остроумно, — подтвердила она. — Значит, завтракать ты не будешь?

— Нет, буду! — начал я раздражаться, потому что никаких пяти яиц не ел.

— Ну зачем ты волнуешься из-за пяти яиц? — ласково спросила жена.

Мы сели завтракать, и она положила мне чайную ложку салата. Даже Ленка удивилась, которой поло­жили две столовые ложки. Я остался по-мужски мол­чалив и приналег на булку.

— Глазунью ты, конечно, не будешь, — положила она два «глаза» Ленке.

— Нет, буду, — так громко произнес я, что Ленка посмотрела на меня с любопытством.

— Волноваться не надо, — примирительно сказала жена, — но есть столько яиц просто вредно для здо­ровья.

— Да мне не съесть сразу пять яиц!

— Съел же ты вчера сразу банку сгущенного мо­лока!

— А у меня через двадцать один день будет пять цыпляток, — между прочим заметила Ленка.

— Это откуда же? — подозрительно спросила жена.

— А из пяти яиц.

Я расхохотался и вывалил себе в тарелку весь са­лат.

После завтрака Ленка показала громадную короб­ку из-под телевизора, где в самом уголке, в вате, как в гнездышке, лежали пять