младенцев, которые получили их от мужчин в жёлтых накидках в конце церемонии. Один из этих молодых людей был очень красив, и если бы он стоял, глядя вниз и улыбаясь ребёнку, которого держал на руках, а свет фонарика подчёркивал черты его лица, то получился бы прекрасный портрет. Его выражение было нежнее, чем у святого Винсента де Поля, потому что его улыбка говорила о том, что он мог бы играть с ребёнком, а не только молиться за него. Когда мусульманин впадает в состояние религиозного экстаза, он и не думает корчить рожи, и это просто потрясающе. Христианин же просто сохраняет своё обычное выражение лица. Мусульманин выглядит серьёзным и часто воинственным, когда стоит на молитве. В этой стране можно увидеть, насколько более красивым является совершенно естественное выражение лица, чем любое мистическое выражение лучших художников, и это так освежает, что никто не пытается выглядеть благочестивым. Я не думаю, что у коптов есть такой пыл, но сцена, которая произошла сегодня утром, была тем более трогательной, что никто не «вел себя подобающим образом». Маленький служка заглянул в чашу для причастия и с самым невинным видом выпил оставшиеся в ней капли, и никто его не упрекнул, а совсем маленькие дети бегали по святилищу — они имеют право входить туда до семи лет, — и только они и священники. Это прекрасный комментарий к словам «Пострадайте, дети малые» и т. д.

Я всё больше и больше раздражаюсь из-за того, что не могу задавать вопросы сама, потому что мне не нравится спрашивать через мусульманина, а коптские христиане почти не говорят на иностранных языках. Омар и Хассан сегодня в пять утра были у гробницы Ситтины Зейнаб, одной из дочерей Пророка, чтобы «повидаться с ней» (воскресенье — день её поминовения) и прочитать «Фатиху» у её гробницы. В следующую пятницу начинается великий Байрам, и каждый мусульманин съедает немного мяса за счёт своего более богатого соседа. В этот день паломники поднимаются на священную гору близ Мекки, чтобы послушать проповедь, завершающую хадж. Вчера я заходил к милой миссис Уилкинсон, армянке греческой веры, которая отправилась молиться в монастырь Мар-Гиргис (Святого Георгия), чтобы избавиться от болей в руках, вызванных ревматизмом. Очевидно, что Мар-Гиргис — это просто Амон-Ра, бог Солнца и великий убийца змей, которого до сих пор почитают в Египте все секты, а Сейд-эль-Бедави, несомненно, является одной из форм Осириса. На его праздниках, которые проводятся дважды в год в Танта, до сих пор изображается символ Создателя всего сущего. Здесь всё так же — женщины оплакивают умерших, как на старых скульптурах, все обряды языческие и шокировали бы индийского мусульманина так же, как его нежелание есть с христианином шокирует араба. Эта страна — палимпсест, на котором Библия написана поверх Геродота, а Коран — поверх Библии. В городах больше всего заметен Коран, в сельской местности — Геродот. Мне кажется, что это наиболее заметно и любопытно у коптов, чьи церкви по форме напоминают древние храмы, но они гораздо менее доступны, чем арабы, и я меньше знаю об их обычаях.

Теперь я написал такое длинное письмо, что даже не знаю, стоит ли его отправлять и позабавят ли вас мои банальности о жизни на Востоке. В следующую пятницу я зарежу овцу, и Омар приготовит потрясающее блюдо для бедных феллахов, которые лежат на железнодорожной станции в ожидании, когда их куда-нибудь отправят на работу. Это будет мой байрам, и Омар надеется, что я извлеку из этого процесса большую пользу.

25 мая 1863 года: сэр Александр Дафф Гордон

Сэру Александру Даффу Гордону.

Каир,

Мая 25 мая 1863 года.

Дорогой Алик,

Я наплела матери такую историю, что она послужит на пользу нам обоим. Вам, возможно, будет интересно узнать, какое впечатление производит Каир. Я еду верхом на своём отважном ослике, которого ведёт за собой верный Хассан, а сопровождает Омар, и постоянно говорю: «О, если бы наш хозяин был здесь, как бы он обрадовался» — муж — неподходящее слово.

Вчера я ходил к гробницам. Представьте, что Омар стал свидетелем разрушения примерно шестидесяти восьми самых изысканных зданий — гробниц и мечетей арабских халифов, которые Саид-паша использовал для развлечения, обстреливая их в качестве тренировки для своей артиллерии. Омар тогда служил в корпусе верблюжьей артиллерии, который теперь расформирован. Таким образом, паша добавил к варварству пикантность святотатства.

Улица и соседи могли бы вас развлечь. Напротив живёт красильщик-христианин, который, должно быть, седьмой брат этого замечательного цирюльника. Такая же наглость, болтливость и любовь вмешиваться в чужие дела. Я бы с удовольствием его поколотил, хотя он и так постоянно смешит. Мой восхитительный слуга Омар Абу-эль-Халлаве (отец сладостей) — его семья занимается выпечкой — является прототипом всех милых молодых премьер-министров из историй. В глубине души я считаю, что он — Бедр-эд-Дин Хассан, тем более что он умеет готовить тарталетки с кремом, и в них нет перца. Тарталетки с кремом не очень хороши, но баранина, фаршированная фисташками, воплощает все мечты о совершенстве. Арабы, живущие по соседству, и левантийцы, живущие напротив, ведут себя довольно тихо, но как они съедают все огурцы, которые покупают у человека, который каждое утро кричит, что это «фрукты, собранные милыми девушками в саду по утренней росе».

Чем больше я вижу трущобы Каира, тем больше влюбляюсь в него. По сравнению с ним самые старые европейские города кажутся тихими и спокойными, а люди — такими приятными. Если вы улыбаетесь чему-то, что вас забавляет, в ответ вы получаете самые добрые, самые искренние улыбки; они проявляют гостеприимство всем своим видом, а если кто-то произносит несколько слов, «Машалла! на каком арабском говорит этот англичанин». Арабы достаточно умны, чтобы понять, что чужеземца что-то забавляет, и присоединиться к его веселью, а также в свою очередь посмеяться над ним. Они удивительно непредвзяты. Когда Омар объясняет мне их взгляды на различные вопросы, он добавляет: «Арабский народ так считает — не знаю, правильно ли это». То, как арабские торговцы пользовались электрическим телеграфом, и стремление феллахов к паровым плугам просто поразительны. Они чрезвычайно умные и милые дети, их легко развеселить, легко вывести из себя, но это длится пять минут и не несёт в себе злого умысла, а половина лжи и обмана, в которых их обвиняют, происходит из-за непонимания и незнания. Когда я впервые взял Омара, он весил «десять фунтов, двадцать фунтов» и не был мне по карману. Но как только я сказал ему, что «мой