– Я отсюда. Отсюда!

– Врёшь. Где Гизелла? Она знает, что ты в её доме? Хочу видеть Гизеллу!

Сердце Фанни билось так быстро, что казалось, она прямо сейчас рухнет на пол. Всё, что пришло ей в голову, – бежать. И она побежала. Выскочила через задний ход и бросилась в лес, оставляя позади стихающие крики женщины: «Ты куда собралась, девчонка?».

* * *

Фанни пряталась среди деревьев, пока не село солнце. Она ожидала услышать сирену или тяжёлые сапоги солдат. Но ничего не происходило. Наконец она увидела, как на кухне Гизеллы зажёгся свет. Обычно это означало, что дома безопасно и Фанни может выйти из курятника. Она проползла на четвереньках до самого дома и тихонько постучала в дверь. На пороге возникла Гизелла.

– Что такое? – спросила Гизелла. – Почему ты на земле?

Фанни оглянулась по сторонам. Похоже, всё было спокойно.

– Фанни? Что случилось?

В тот момент Фанни могла сказать всю правду. Она могла рассказать Гизелле о встрече с седой женщиной. Возможно, всё бы тогда сложилось по-другому.

Но у лжи много личин; иногда она скрывается за маской безопасности. Фанни не хотела, чтобы Гизелла напугалась или решила, что слишком опасно оставлять девочку у себя. И Фанни промолчала о произошедшем.

– Всё нормально, – сказала Фанни, поднимаясь. – Простите, что напугала.

– Я видела, что ты шила за меня. Спасибо.

– Пожалуйста.

– Но, Фанни, пожалуйста, больше так не делай. Это опасно. Тебя могли увидеть.

Фанни кивнула.

– Да. Вы правы.

Гизелла ненадолго умолкла, а потом пошла к себе в спальню и принесла оттуда мешочек с чётками. На ней были белые перчатки, в которых она обычно ходила в церковь.

– Видишь эти бусины?

– Да.

– Знаешь, что это?

– Вы с ними молитесь.

– Да. Но это не просто чётки. Это бобы. Чёточник молитвенный.

– Красивые.

Гизелла понизила голос.

– Они ядовитые. Если съешь всего одну, можешь умереть.

Фанни внимательно смотрела на маленькие красные шарики. Они казались такими безобидными. Гизелла убрала их обратно в мешочек.

– Муж подарил мне их перед отъездом. Он заплатил кучу денег тому, кто их ввозит. У меня два комплекта. Мои и его.

Она выдохнула.

– Я хочу отдать тебе один.

– Зачем?

– Потому что я знаю врагов. Знаю, на что они способны.

Гизелла посмотрела Фанни в глаза.

– Если нас когда-нибудь поймают, если не будет никакой надежды и они соберутся с тобой что-нибудь сделать… Иногда…

– Что? – спросила Фанни.

– Иногда лучше уйти из этого мира самому, чем от их рук.

Она сунула мешочек в руку Фанни, встала и вышла из комнаты.

В следующие пять месяцев лето то наступало, то угасало, а Фанни и Гизелла продолжали вести свою обычную жизнь: шили, стирали, ели и спали. Фанни сидела в курятнике и даже привыкла к аммиачному запаху куриного помёта. Она почти забыла о кричащей ей вслед седоволосой женщине.

Но даже если ты забываешь ложь, это вовсе не значит, что она забывает о тебе.

* * *

Я уже говорила, что это история о великой правде и великом обмане. Скоро вы поймёте, что большие и маленькие поступки тесно связаны между собой.

Когда венгерский лидер Миклош Хорти заключил союз с Волком, он солгал Волку о своих переговорах с его врагами. А когда Волк узнал об этом, он солгал тоже, пригласив Хорти на фиктивную встречу, чтобы выманить его из страны, пока туда вторгаются нацистские войска.

Узнав, что его одурачили, Хорти пришёл в ярость. Перед встречей с Волком он спрятал под одеждой пистолет, планируя хладнокровно казнить нацистского лидера. Но сунул пистолет обратно прямо перед выходом из комнаты, позже заявив, что он не считает себя вправе отнимать чужую жизнь. Возможно, если бы он осуществил свой план, война закончилась бы гораздо раньше и всё, что произошло дальше с Нико, Фанни, Себастьяном и Удо, никогда бы не случилось.

Но это лишь фантазия. А я фантазиями не занимаюсь.

На самом деле всё обернулось так: Хорти вскоре сместили с поста, в стране было сформировано марионеточное правительство, и нацистские войска, чувствуя, что военная ситуация оборачивается не в лучшую для них сторону, пронеслись по Венгрии со свирепостью раненого зверя. Волк поручил своим высокопоставленным приспешникам отправить всех венгерских евреев в лагеря смерти. В этом им с большой охотой помогали «Скрещённые стрелы» – пропагандирующая ненависть венгерская партия, члены которой, разделяя извращённые взгляды Волка, считали, что венгерцы также обладали расовой чистотой, которую требовалось защищать.

Партия «скрещённых стрел» была такой же жестокой, как и все нацистские движения, её солдаты ходили по деревням и хватали всех, кого считали неугодными. Они проводили облавы в школах, синагогах, пекарнях, на складах лесоматериалов, в магазинах, квартирах, домах.

А одним октябрьским утром, до восхода солнца, они роем налетели на деревушку на холме, следуя наводке седой женщины в зелёном пальто, сообщившей, что «женщина вон в том доме прячет у себя еврейку». Они высадили дверь и застали там швею и девочку, завтракающих овсяными лепёшками.

– Кто эта девчонка? – крикнул один из них.

– Моя дочь! – ответила Гизелла. – Убирайтесь отсюда!

Солдат ударил её дубинкой и сказал, хорошо, что ей так нравятся евреи, ведь теперь она удостоится чести умереть вместе с ними. Фанни кричала, когда «Скрещённые стрелы» её уводили – тащили мимо одобрительно кивающей седой женщины, стоявшей, скрестив руки на груди. Фанни не верила своим глазам.

Та маленькая ложь её настигла.

Нет предела количеству ужасов, творящихся на войне

Спустя четырнадцать месяцев с того дня, когда её запихнули в тот тесный скотный вагон, Фанни Намиас втолкнули в другой, на этот раз направляющийся в Будапешт, где с неба падали бомбы, а от зданий оставались лишь руины. Позже её и других загнали во второе в её жизни гетто, где Фанни вынуждена была спать в комнате без освещения с девятью людьми, чьих имён она так и не узнала.

А потом, в ноябре 1944 года, Фанни и десятки других евреев под дулами винтовок повели по улицам города. Было темно, почти полночь. Летел снег. Пленников провели по длинному мосту, потом вниз по лестнице на берег реки Дунай. Там трясущихся от холода евреев заставили снять обувь. Их тела были связаны верёвкой по три-четыре человека в группе. Фанни поймала на себе взгляд офицера «Скрещённых стрел», разглядывающего её симпатичное лицо. «Больно не будет», – пробормотал он и отвернулся.

Пленников повернули лицом к тёмной воде, журчащей быстрым течением. Фанни попыталась рассмотреть, как далеко тянется шеренга. На берегу стояло семьдесят или восемьдесят человек, многие из них дети, снежинки опускались им на головы