нес на руках, лежит на его коленях. Ее рыжие волосы рассыпаны по его бедрам, прикрывая обнаженные гениталии. Маленькие упругие груди смотрят острыми сосками в небо. По обмороженным щекам катятся слезы. Боль и счастье, что все закончено. Стефан чувствует это. Видит образы, которыми веками делилась его сестра с никчемными двойниками. Он прикасается к ним. Осторожно, чтобы не напугать сестру. Но она не возражает. Она открывается ему. Позволяет заглянуть во все, что скрыто в ней. В каждую тайну. В каждое желание. Стефан видит сотни довольных лиц. Они ждут свой завтрак, обед, ужин. Они ждут выпивку или сигареты. Он видит, как сестра идет между столов с подносом в руках. Видит, как правильно одеваться. Форменная одежда. Короткая юбка чуть выше колен. Туфли без каблуков. Обязательно чистая блузка. Доброжелательная улыбка. Фразы. Жесты. Сестра улыбается ему. Стефан цепляется за образы, которыми она делится с ним. Пытается найти что-то общее с тем, чем наполнено его сознание. Мужчины. Женщины. Сестра снова улыбается. Она стоит на пороге его воспоминаний. Дверь открывается, совмещая образы. Ветер поднимает короткую форменную юбку. Сестра записывает заказ в альбом. Клиент гладит ее худые ноги. Ладонь раздвигает колени. Поднимается выше. Сестра сжимает руку брата. Они стоят в стороне и смотрят на безликую официантку. Ноги ее дрожат. Колени сгибаются.

– Это неправильно, – говорит сестра. – Люди приходят сюда не за этим. Они хотят есть. Просто хотят есть.

– Не всегда, – говорит Стефан. – Иногда это их фантазии, которые рождаются в их голове, даже когда они едят.

Официантка уходит за другой столик, поправляя по дороге нижнее белье. Женщина с детьми целует ее в губы. Стефан чувствует, как напрягается сестра.

– Не бойся, – говорит он. – Это лишь прелюдия.

Хранящиеся в его голове образы обрушиваются на ее сознание. Сначала осторожно. Размытыми контурами и едва слышными стонами, затем ярче, насыщеннее.

– Я не могу на это смотреть! – говорит сестра. – Не хочу на это смотреть!

– Тебе противно, – разочаровано шепчет Стефан.

– Я просто другая, – говорит сестра. – Прости, – она все еще держит его руку, принимая рождаемые его сознанием образы, но момент уже утратил прежний смысл, лишился притягательности.

– Но ведь я спас тебя, – говорит Стефан.

– И я благодарна тебе, – сестра целует его в губы. Нежно, осторожно касаясь своим языком его языка.

Томные стоны уступают место пению птиц. Они снова сидят под старым деревом.

– Ты другая, – разочарованно говорит Стефан.

– Только в голове, – сестра улыбается. – И я понимаю, чего ты сейчас хочешь, – ее руки касаются его возбужденных гениталий, но Стефан останавливает ее.

– Я вижу другую, – говорит он.

– Ну так возьми ее. Возьми любого из нас. Мы все обязаны тебе.

– Она не с нами, – Стефан смотрит на снежные вершины, которые едва не забрали у них жизни. – Мы оставили ее.

– Мертвой?

– Надеюсь, что нет.

* * *

Уродцы окружают зверя. Жертвы. Хищники. Он смотрит на них снизу вверх. Пытается подняться. Какое же неудобное тело! Зверь затравленно озирается по сторонам. Видит свои уродливые длинные задние лапы. Нет, это уже не лапы. Те, что напали на него, выглядят так же. Зверь слышит их мысли. Дикие. Безумные. Никакой логики. Лишь хаос. Зверь поднимается на колени. Уродцы испуганно разбегаются в стороны. Лысая женщина без рук смотрит ему в глаза. Зверь смотрит на ее ноги. Пытается понять, как пользоваться новым телом. Чуть выше. Подняться. Сильные для человека ноги держат его, позволяя нависать над остальными уродцами. Большинство из них едва достают ему до плеча. Женщины – по локоть. Теперь передние лапы. Нет. Руки. Зверь пытается понять, как они работают. Когтей нет, но пальцы длинные и ловкие.

– Хочешь, покажу фокус? – спрашивает откуда-то снизу детский голос.

Зверь наклоняется. Старуха едва достает ему до пояса. Зверь протягивает руку, пытаясь схватить ее. Старуха отпрыгивает в сторону. Нужно будет привыкнуть. Зверь изучает свои суставы. Проверяет, как они работают. Вторая попытка. Женщина без рук жалобно хрипит. Пальцы зверя сдавливают ее горло. Теперь поднять. Ничего сложного. Короткие ноги молотят воздух. Да эти руки поднимут десяток таких тел! Зверь поворачивает руку, ломая женщине шейные позвонки. Жизнь оставляет остекленевшие глаза. Зверь поднимает бездыханное тело над головой. Менее крупные самцы наблюдают за ним издалека. Когда-то он был одним из них. Когда-то они видели его частью своей стаи. Или не стаи?

Мысли путаются. Новое сознание сбивает зверя с толку. Мышцы напрягаются. Бездыханное тело безрукой женщины летит в толпу самцов, сбивая их с ног. Они падают. Зверь бежит к ним. Хватает еще одного, выбирая самого крупного. Снова поднимает над головой и снова бросает вперед. Уже не так далеко. Нужно будет потренироваться. В голове вспыхивают какие-то образы. Воспоминания. Какие-то правила. Какие-то законы. Зверь рычит. Нет. Он не хочет никого спасать. Не хочет никого защищать. Но все это сильнее его. Уродцы поднимаются, окружая его. Теперь это уже не любопытство. Это агрессия. Стая защищает свою территорию. Стая защищает своих самок. Зверь рычит. Новая жизнь приносит новые чувства. В прошлом теле он был одинок. Но теперь таких, как он, много.

Брошенный кем-то камень рассекает воздух. Мир вздрагивает. Зверь зажимает руками разбитый лоб. Кровь заливает глаза. Неужели новое тело настолько хрупкое?! Еще один камень попадает в плечо. Вспышка боли застилает залитые кровью глаза. Они убьют его! Зверь слепо бросается на своих обидчиков. Кто-то бьет его между ног. Крик отчаянья – звериный рык, рожденный человеческим ртом. Гигант прыгает в заросли разросшегося плюща.

Зверь бежит, заставляя себя не вставать на четвереньки. На четырех лапах это получалось лучше. Звуки погони подстегивают его. Заставляют ускорять темп. Воздух со свистом вырывается из открытого рта. Кровь из сломанного носа оставляет яркий след. Зверь прыгает вперед, в новые заросли. Ноги отчаянно ищут опору. Но опоры нет. Он падает. Летит, ударяясь о ветви деревьев, рассекающих его кожу, а где-то высоко висит огромный диск белой луны.

* * *

Художник помогает гладиатору подняться и делает шаг к дереву-женщине. Ее формы будоражат сознание. Безумные образы напоминают сон, где все принадлежит тебе. Ты можешь делать что захочешь. Даже менять правила сна. Но менять ничего неохота.

– Как же она красива! – шепчет художник.

Ноги сами несут его к дереву. Сотканные из ветвей и листьев женские гениталии раскрываются, словно приглашая его.

– Сюда! – зовут его женские губы.

– Я уже иду, – художник делает еще один шаг.

Поляна изгибается. Так просто идти под горку! Еще шаг. Тихий хруст. Скелет животного рассыпается под ногами.

– Сюда!

– Стой! – старик, тяжело дыша, сжимает плечо художника.

Старые пальцы окончательно лишились сил. Поляна продолжает выгибаться. Ее края медленно поднимаются. Под зеленой травой что-то шевелится. В появившихся проплешинах видны десятки белых, обглоданных временем скелетов. Корни дерева-женщины разрывают землю, выбираясь наружу. Они извиваются, пытаясь отыскать ноги чужаков.

– Сюда! – стонет дерево-женщина.

Зеленые листья бьются в каком-то чудовищном оргазме предвкушения свежей плоти. Слепые