Я долго молчал, Тарас продолжил говорить что-то, проходившем насквозь, ничего не задевающим. Наконец, встрял в его монолог:

– Мотив у тебя был. Нет, у тебя, Тарас. Ты хотел использовать Алю в последний раз, она ведь отказалась от тебя, скажи, нет. Она ведь тебя выбрала, меня бросила. Наоборот. Меня выбрала. Ты остался ни с чем, – мысли заходились в истерике, мечась в черепной коробке. – вот и решил отомстить. Прижал, а она сдала тебя. Ты пришел и убил. И я докажу.

– Ты под домашним арестом.

– Найду возможность. А, значит, не отрицаешь?

– Нам было хорошо вместе, сволочь. А ты… ничтожество, к тебе она ушла, чтоб позлить больше. Ты…, да у тебя не стоит, что ты для нее вообще. Тихая гавань. До первого приступа. А со мной… – трубка брошена, гудки рвались и рвали на части. Я с трудом разжал руку. Сел на пол. Начал стучаться головой о тумбочку, на которой стоял телефон. Треснулся, что есть силы, не больно, совсем не больно, черт. Только пробил вмятину в древнем дереве. Не отпускает. Не отпустит.

Когда меня скрутило, незадолго до Наташи, тоже все портил. Думал, поможет. Если зайти в комнату, то под фотографией заката на колонке, можно найти след. И на двери в туалет, нет, Аля ее заменила, чтоб не думалось. Мастера приглашала, чтоб не думалось. Чтоб не возвращался тот ужас, она, она говорила, что боится его больше, чем я. Хочет видеть меня здоровым, крепим, успешным, удачливым. Я, господи, да я ведь начинал ее стараниями быть таким. А теперь спрашиваю, зачем? Зачем это все ей?

И ведь не всегда у нас получалось, да, Тарас прав, не всегда, я ее боготворил, но именно из-за этого, не всегда. Когда не думалось о ней, вообще, ни о чем, кроме собственного удовольствия, – тогда и получалось. Аля, да почему же так, почему? Я ведь хотел другого, хотел, чтобы ты получала все, а в итоге? – думать о себе мне было неприятно, я всегда тебя вперед пропускал. С Наташей проще, мне даже не надо возбуждаться, я будто дело делал. И ей нравилось. Я чувствовал, это не подделаешь. А с тобой я не знаю, твое нутро молчало, не отвечая. Я ничего не ощущал, входя в тебя. Ты только говорила, чувствуешь или нет в этот раз, ты, не я, я верил.

А ты… Ты и в этом лгала мне? Зачем? Зачем, ответь, тебе это надо?

Голова разболелась. Телефонный звонок дернул по нервам, отдался в затылок острой болью. Нет, это мобильный, даже его тихий наигрыш перетряхнул.

Аранович. Сообщил, что с адвокатом договорился, она подъедет в ближайшее время. Я не понял поначалу его слов, переспросил. Ну да, Гафарова.

– Я же просил…

– Руслан, я не смог связаться с Парфеновым. Да и нам лучше будет. В ней я уверен, у нас договоренности, большой опыт сотрудничества. Такого, при всем уважении к Парфенову, мы бы не имели.

Адвокатесса прибыла через час, моложавая, словно нарочно изображавшая старшеклассницу: вроде и в черном костюме, но в блузке навыпуск, с кружевными манжетами. Волосы уложены под косынку, от них исходит теплый запах кокоса. Мило улыбаясь, прошла в прихожую, цокая каблуками, спросила тапочки. Мраморного цвета сумку прижимала к животу, как младенца. Пригласил в кухню, предложил чаю, снова улыбки. Просила называть просто Назакат, без отчества. Хотя и старше меня лет на двадцать.

За чаем, пить совсем не хотелось, больше для гостеприимства предложил, она долгожданно посерьезнела. Стала спрашивать об аресте, уточняла детали, подробно остановилась на обыске и изъятии мобильного. Спросил, к чему такой интерес, ну как же, у нас и суд мало понимает, как осуществлять эту статью на практике, никогда не доводилось, поэтому сплошь инициатива. С едой порядок? Я кивнул, приносят днем, перед обедом, мне так удобней. Со здоровьем? Я покачал головой, в ответ Назакат буквально процитировала Арановича, нет, ни в коем случае не принимайте серьезных лекарств, только безрецептурные. Заикнулся было, что Наташа может достать, снова решительное нет. Прокуратура вполне может, да и вправе, отправить вас на освидетельствование, лучше не рисковать. Очень хотелось сказать, что здоровье дороже, но промолчал.

Будто почувствовав пустышку ответов, перешла к Тарасу. Я не стал скрывать, да, звонил, угрожал. Оживилась моментально.

– Нам необходимо составить прошение о замене следователя. Судья может и отклонить, но нам на руку сама попытка отвода. Да и факт неотвода сыграет – на суде все косвенные улики можно отметать. Яков мне рассказал, против вас у прокурора только косвенные.

Почему она так о суде печется, не понимаю. Ведь главное наши с Тарасом отношения, главное, что он сделает, и как потом отыгрывать будет, когда Яков еще что-то найдет. Он себя показать хочет, меня поломать. Вот этого выйти и не должно, давить в обратку надо, а доказательств наберется. С Яковом точно, можно не сомневаться. Главное, чтоб до Назакат дошло. Старательно объяснял, что, по схеме Беленького, именно я должен убить жену, так у него выходит. Хотя именно он это и сделал.

– Подождите, Руслан. Против Беленького у нас ничего нет.

– Аранович этим занимается. Вы думаете, я зря его нанял? Тарас хочет меня тут похоронить, я отбиваюсь, это личное, это…

Нет, напрасно. Снова заговорила о суде: именно там, по ее разумению, и можно срубить показания прокурора, вывести на чистую воду следователя, развалить дело.

Да, это ее метод – разрушить, цепляясь за мелочи. Мне совершенно непонятный, да и в этом случае, ни к чему. Ведь понятно, что Тарас виновен.

– А доказательства? – неужели стал говорить вслух, не замечая? Я смутился.

– Есть кое-что. Яков вам рассказывал о знакомстве моей жены и Беленького? – кивок. – Об их работе. О шантаже в месяц моего отъезда.

– Руслан, но это только предположения. Вот на суде…

– Да к черту суд! Тарас хочет задавить меня раньше. Он и так не собирается доводить дело до суда, а теперь и подавно надо отправить меня в психушку, чтоб Аранович не копал под него. Ему важно выйти сухим из воды. Он ведь убил, а валит на меня потому, что Аля ушла ко мне…

Она какое-то время молча смотрела на меня. Потом произнесла тихо.

– Даже у Беленького нет возможности сейчас отвести вашу кандидатуру. Дело возбуждено по факту убийства, вы единственный подозреваемый, просто так вас ни прокурор, ни судья не отпустят. Суд будет.

– Вы не понимаете. Тарас…

– Руслан, послушайте меня внимательно, – и по новой. Я столь откровенно пропускал ее слова мимо ушей, что Гафарова сдалась. Извинившись, сказала, что должна сегодня же поговорить со следователем, разобраться, напомнить, что все дальнейшие между мной и Тарасом переговоры будут идти только в ее присутствии и с ее согласия. Заодно, она сможет понять, есть ли что действительно серьезное у следствия против меня, или это впрямь блажь Беленького. Я вздохнул с некоторым облегчением, хоть начинала понимать происходящее. Проводил в прихожую.

Она стала надевать туфли, нагнулась, поднимая. Натянувшаяся юбка позволила резинке трусиков прочертить след на упругой попке. И тут шибануло: мне захотелось немедля взять ее. Прямо здесь. Вот так подойти сзади, прижать, стащить трусики и…. Назакат распрямилось, наваждение спало тотчас. Пожала руку, прощаясь. В лицо ударила волна кокосового аромата. Ведь, наверное, не будет против, я же ее клиент. Да еще и поймет, что к чему. И мне легче будет, не так страшно. И ей.

Дверь бухнула, отрезая объект, но не мысли. Я долго стоял, в прихожей, пытаясь придти в себя, не получалось, пошел в ванную, под душ. Мысли, только мысли. В жизни никогда подобного не случалось. С Наташей были долгие прелюдии, поцелуи и ласки, я сам так захотел, так устроил, в противовес прежнему ее любовнику, думавшему только о себе, я всегда старался для нее. Потом уже выполнял долг. Так нам обоим было проще. И ей