проворчал он, и его голос прозвучал как скрипучая дверь.

Вика шагнула вперед и, улыбнувшись в ответ на его недоверчивый взгляд, сказала:

— Мы ищем шинель. Старую, поколения М, тёмную, в тон его глаз, может быть, даже с каким-нибудь узором.

Старик не ответил, только смотрел на неё с нескрываемым подозрением. Его взгляд был тяжелым, и в нём не было ни тепла, ни радости. Вика не сдавалась, ее улыбка не сходила с лица, но я заметил, как её рука непроизвольно сжала ручку сумки, где лежало удостоверение ликвидатора.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, и вспомнил все страшные истории, которые рассказывали о старых магазинах и их странных владельцах. В воздухе висел запах сырости и пыли, и он казался пропитанным какой-то неприятной тайной. Стены магазина были обшиты темным деревом, и на них висели потемневшие от времени картины с изображением женщин в провокационных позах. Они смотрели на нас с немым укором, словно знали что-то такое, чего мы не знали.

— Не думаю, что у меня есть то, что вам нужно, — сказал он. Но в его голосе уже не было той грубости. Его речь была медленной, словно каждый звук выходил с большим усилием.

— Но у вас большой магазин, — настаивала Вика, — в нём много старых вещей. Нам нужна шинель, которая выглядит так, будто её носят уже сто лет.

Старик вздохнул и, покачивая головой.

— Почему? — спросила Вика, её глаза заблестели от интереса.

Старик посмотрел на меня и в его взгляде я прочитал предупреждение. Он замолчал на несколько секунд, а потом прошептал:

— Эти вещи не для вас. Но так и быть.

— Что? — спросила Вика, но старик уже отвернулся и пошел вглубь магазина.

Он двигался медленно, как будто каждая его кость была из железа, а каждое движение давалось с огромным усилием. Словно в его теле жила не жизнь, а тяжесть прошлого, от которой он не мог избавиться. Мы с Викой переглянулись. Её улыбка исчезла, на ее лице появилось выражение осторожного интереса. Она понимала, что мы попали в место, где у всего есть своя цена.

Старик остановился перед темным шкафом, обитым темным деревом, и отворил его тяжелыми деревянными дверями. Из шкафа пахло затхлой сыростью и какой-то неприятной сладостью. Старик достал из шкафа тяжелую черную шинель, пошитую из грубого сукна. Она была испещрена непонятными узорами, и от нее веяло холодом, словно она была пропитана страхом и смертью. Шов на шинели был разорван, и из него торчала темная подкладка.

— Она сделана из самой лучшей кожи, — пробормотал он, разворачивая ее, — пошита для генерала... генерала, который умер в ней во время последней битвы.

— Генерала? — Вика подошла ближе, осматривая шинель. — Она интересная.

— Она старая, — добавил старик, — и у нее есть история.

Вика посмотрела на меня, и я увидел, как её глаза сузились. Она быстро схватила удостоверение ликвидатора из своей сумки и показала его старику.

— То, что нужно, — сказала она холодным голосом. — И ты не должен продавать проклятые вещи.

Старик отшатнулся, опустив шинель на пол. Его глаза расширились от страха.

— Я... Я не знал, — прошептал он. — Я не знал, что вы из министерства по магической ликвидации.

— Это что-то меняет? — холодно осведомилась Вика.

— Никак нет, госпожа Витория фон Бергрин, — произнёс он, читая удостоверение.

— Поздно, Освальд, поздно, — притворно ласково молвила Бергрин. Её голос был спокойным, но в нем звучала угроза, словно она уже видела смерть старика и радовалась ей.

Старик тут же дёрнулся от её тона и отступил на два шага назад. Его руки сжались в кулаки, а глаза наполнились диким страхом. Он отступал, словно от огня, но некуда было убежать.

— Я... Я не знал, — прошептал он. — Я не знал, кто вы такие.

— Не знал, Освальд? — Бергрин улыбнулась, и ее улыбка была холодной, как ледяной ветер. — Ты должен был действовать по закону!

Старик схватился за грудь, словно ему не хватало воздуха. Он задыхался, его лицо покраснело, и я увидел, как по его шее ползут темные вены.

— Поздно, Освальд, поздно, — повторила Бергрин, и ее голос стал еще более холодным. — Ты не сможешь убежать от своей судьбы.

В этот момент старика в дрожь пробрала, и он начал стремительно обращаться в оборотня. Его кожа стала темной и шершавой, его пальцы превратились в когти, а на голове выросли острые уши. Он разорвал на себе одежду, и перед нами стоял человекоподобный волк, что во всю мощь своих легких оглушительно завыл, выбивая тем самым все стекла в здании.

Звук его воя был жестоким, и он пронизывал до костей. Он был полон ярости и безумия, и я почувствовал, как в моих жилах пробегает холод.

— Вика, бежим! — крикнул я, и мы с ней бросились бежать из магазина.

— Да стой ты! — осадила она. — У тебя же есть серебряное оружие? — Вика сделала шаг вперед, и я увидел, как ее глаза заблестели от холодного огня. Она была готова к бою, и ее уверенность передалась и мне.

Я неуверенно кивнул, и правда вспоминая о шашке деда.

— Так заруби эту псину и будь хорошим мальчиком! — властно молвила Витория, указав ноготком на оборотня, несущегося на нас.

Её голос был холодным и резким, как удар кнута. Она не просила, а приказывала, и я понял, что она права. В этой ситуации не было места для сомнений.

Я снова кивнул и сделал шаг вперёд. Пламя с моих рук тут же сорвалось, создавая небольшой взрыв и слегка дезориентируя тёмную тварь. Она замедлила бег, оглядываясь вокруг и рыча от боли и ярости.

Миг, и я выхватил шашку, отполированную до блеска и «переданную» мне дедом в наследство. Она была тяжелой и холодной, но в то же время она была и моей защитой, и моей надеждой.

Я сблизился с оборотнем и начал наносить ему удары по сухожилиям. Ловко уклонялся от его зубов и когтей, стараясь не попасть под его мощные лапы. Он был быстрый и сильный, но я был ловким и быстрым сам.

И пытался минимизировать урон по старику, который все еще был в образе оборотня. Я не хотел убивать его, хотел взять его по возможности живьем. Он был