песнях и легендах.

Весь экипаж, включая Гин и Дафиро, стал грести, подталкивая свой падающий корабль к флагману пэкьу Тенрьо под названием «Гордость Укьу». Ворочая веслами, люди затянули песню:

Привольно четыре раскинулись моря,

Они безмятежны на долгие годы.

Гусь летит через пруд,

Крик за ним на ветру остается.

Идет человек через мир,

За собой оставляя лишь имя.

Следуя примеру маршала, экипаж каждого из гибнущих воздушных судов выбрал один из городов-кораблей и планомерно двигался к намеченной цели. Огонь опалял волосы отважных дара, на коже появлялись волдыри и ожоги, а рама из бамбука и стали лопалась и разваливалась под ними.

Песня звучала все торжественнее и громче.

* * *

Когда пылающая «Шелкокрапинная стрела» сблизилась с флагманом пэкьу, жар, пахну́вший от воздушного корабля, захлестнул палубу, словно цунами. Многие воины льуку прыгали за борт, уверенные, что остаться на судне означает сгореть заживо. Но пэкьу Тенрьо, в шлеме из черепа годовалого гаринафина, твердо стоял на досках, обеими руками воздев Лангиабото над головой. Можно было подумать, что он решил сойтись в поединке с падающей с неба огненной звездой.

«Шелкокрапинная стрела» врезалась в «Гордость Укьу». Корпус воздушного корабля покоробился, изогнулся и распался на части. Огонь добрался до других групп газовых мешков, и последовала серия взрывов, при которых погибла большая часть экипажа «Шелкокрапинной стрелы», а палуба города-корабля вздрогнула, как от землетрясения. Горящие обломки падали вокруг пэкьу Тенрьо, и даже те немногие воины льуку, что еще оставались рядом с вождем, бросились врассыпную.

Гин Мадзоти и еще нескольким членам экипажа повезло оказаться в той части воздушного корабля, которая сопротивлялась разрушению достаточно долго, чтобы им удалось перебраться с гребных банок на горящую палубу «Гордости Укьу». Спасшиеся стали кататься по доскам, сбивая пламя. Когда они попытались встать, на них обрушился вождь льуку.

Пэкьу Тенрьо прошел сквозь толпу противников, как волк через овечью отару. Он размахивал тяжелым боевым топором, не думая о собственной безопасности. Корабль вокруг него горел, но Тенрьо словно бы не замечал ни обжигающего жара, ни удушающего дыма. Каждым взмахом Лангиабото он дробил кому-нибудь череп или сокрушал грудную клетку.

Гин Мадзоти подбежала к обломкам «Шелкокрапинной стрелы» и выхватила На-ароэнну, не обращая внимания на боль, когда от раскаленной рукояти на ладони выступили волдыри. Дафиро Миро взял Зуб, свою боевую дубинку и унаследованный от брата меч по имени Простота. Мрачно переглянувшись, они устремились на пэкьу Тенрьо.

Еще несколькими ударами палицы вождь прикончил последних из солдат дара и повернулся к Гин Мадзоти и Дафиро Миро. Пламя бушевало вокруг них троих, как погребальный костер.

Пэкьу Тенрьо воздел Лангиабото и с размаху ударил по палубе. Казалось, что весь корабль содрогнулся.

Гин Мадзоти и Дафиро Миро вновь переглянулись и обменялись улыбками.

– Для меня было честью сражаться рядом с вами, маршал Дара, – сказал Дафиро.

– И для меня тоже, – ответила она.

И все трое сплелись в клубок, как три крубена, оспаривающих власть в огненном море.

* * *

Дзоми Кидосу изо всех сил работала руками и ногами, стремясь к поверхности. Море вокруг было заполнено пылающими обломками воздушных судов и городов-кораблей. Воины льуку, многие сильно обожженные, воя от боли, цеплялись за плавающие деревяшки.

Непосредственно перед тем как «Месть Моджи» должна была врезаться в один из городов-кораблей, Дзоми приказала команде прыгать. Поскольку вражеские суда шли плотным строем, Дзоми решила, что нет нужды держать экипаж на борту и у руля вплоть до самого момента столкновения. Она считала, что обязательно нужно умереть в бою, чтобы стать частью истории.

Экипаж воздушного корабля дара качался теперь на волнах, ища спасения. Среди флота дара царило замешательство: никто не знал, где враг, а где друг, но все, и дара и льуку, старались держаться подальше от «Гордости Укьу», которая низко осела в воду и могла затонуть в любой момент.

Дзоми посмотрела на палубу города-корабля и увидела три прыгающие и сражающиеся в огне фигуры. Эта сцена, которую девушка наблюдала через искажающие зрение волны горячего воздуха, напоминала оживший эпизод из сказаний странствующих бардов:

С одной стороны, ярость Дара двоих окрылила героев;

С другой же – надменность Укьу короля обуяла,

Что Лангиабото воздел, уподобившись гаринафину.

С Зубом сошлись Простота воедино,

Брат и сестра, что сражались отважно бок о бок.

На-ароэнна, живая легенда, опять возродилась,

Дабы снова покончить с сомненьями, что не присущи героям.

Пэкьу Тенрьо смеется и воет, как стая жутковолков,

Миро ревет, он силен. словно преданный буйвол.

Маршал играет мечом, исполняя орлиную гордую песнь.

Молния, гром, ураган и потоп, и цунами —

Нет силы в природе, способной сравниться с отвагой бойцов

В борьбе, где решится судьба двух народов и тысячи островов.

Пока Дафиро Миро отражал и парировал бо́льшую часть яростных ударов пэкьу Тенрьо, а Гин Мадзоти старалась поразить врага клинком всякий раз, стоило лишь тому открыться, шансы обеих сторон на победу казались приблизительно равными. Однако вскоре стало ясно, что на самом деле сила пэкьу намного больше, а На-ароэнна слишком тяжела, чтобы маршал могла орудовать ею с пользой. Дафиро несколько раз пошатнулся под могучими ударами, а от Простоты и Зуба летели во все стороны искры. Сколько еще продержатся капитан и маршал?

Стиснув зубы, Дзоми Кидосу поплыла к «Гордости Укьу».

Движения Дафиро Миро становились все более медленными и затрудненными. Ему все сложнее было отражать каждый следующий удар Лангиабото. Маршал находилась в еще худшем состоянии и, казалось, была уже едва способна поднимать Конец Сомнений. Пэкьу Тенрьо, напротив, делался все сильнее и подвижнее с каждым взмахом, как если бы черпал силу в бушующем вокруг пламени.

– Помнишь, как мы одолели Киндо Марану? – спросила Гин Мадзоти, жадно хватая ртом воздух.

Дафиро вспомнил внезапное нападение на Руи в начале войны Хризантемы и Одуванчика, когда маршал поручила ему самую опасную миссию.

– Конечно. – Он улыбнулся Гин.

Пэкьу Тенрьо устремился в атаку и с громким возгласом обрушил Лангиабото прямо на голову Дафиро. Капитан скрестил меч и дубинку, парировав удар, и во все стороны брызнули искры. Дафиро попятился.

Вместо того чтобы прийти ему на помощь, Гин Мадзоти стояла на месте, тяжело дыша. Острие На-ароэнны упиралось в палубу. У женщины закончились силы.

– Твоя маршал – трусиха, – заявил пэкьу Тенрьо с ухмылкой. – Она не смеет сражаться со мной. Ты попусту растратил жизнь, служа той,