обвязке?

Он подошёл к стенду, на котором стремительно вращались в потоках зелёного света пять роторов. Самый массивный из них был восьми сантиметров в поперечнике, остальные, более лёгкие, — по два сантиметра. Все они были в ипроновой обмотке, и, судя по скорости, с которой они сами себя раскручивали, ток по ней шёл довольно сильный.

— Обвязка, — отозвался Гедимин. — Сделал на пробу. Проверяю, как работает.

— Неплохо работает, — признал Хольгер. — Не сосчитаешь обороты… Хорошая модель. Долго с ней возился?

— Последнюю неделю, — ответил сармат, придирчиво разглядывая обмотку. — Надо ещё доработать.

— Это, наверное, будет самая совершенная из твоих конструкций, — сказал химик, опускаясь на корточки — под стенд были выведены мониторы с показаниями всех датчиков, прикреплённых к модели. — Маленький мощный реактор, за секунды выходящий в критику и в ней остающийся… Ты всё-таки его построил.

Гедимин покачал головой.

— Ещё очень много работы. И я не уверен… — оборвав фразу на полуслове, он подозрительно сощурился на Хольгера. — Зачем вы оба сюда пришли? Не на реактор же смотреть. Чего от вас хочет Ассархаддон?

Хольгер и Амос переглянулись, и лаборант шевельнул ладонью в предостерегающем жесте. Гедимин мигнул.

— А, это… — похоже, химику очень не хотелось отвечать. — Речь о синтезе искусственного флония. Ты, может быть, помнишь, что это такое…

Гедимин подумал о давней попытке отравления, о том, что сделали с неудавшимся убийцей, и его передёрнуло.

— Помню. Значит, Ассархаддону надоело доить червей?

Хольгер покачал головой.

— Флоний — многообещающее вещество. Ассархаддон думает, что он был бы хорош для диверсий в крупных поселениях. Только одно… Он быстро разрушается на воздухе и в воде. Нестойкое вещество. Если бы мы синтезировали его, добавив молекуле стойкости…

Он замолчал. Гедимин криво ухмыльнулся.

— Я уже сделал для него бомбу — теперь твоя очередь?

Хольгер вздрогнул всем телом, быстро поднял взгляд на Гедимина — и снова опустил.

— Это разные вещи, атомщик. И это для меня чересчур. Я… Кроме меня, этим заниматься некому. Никто не берётся. Я скажу, что это невозможно. Амос…

Он оглянулся на лаборанта. Тот угрюмо кивнул.

— Я скажу, что это правда. Хочет делать оружие — пусть разведёт больше этих… странных существ.

«Диверсии в поселениях…» — Гедимин вспомнил свойства флония, и его снова передёрнуло. «Видимо, хочет начать уже сейчас, чтобы Маркусу долго не ждать. Чем меньше „макак“ на Земле, тем меньше солдат в их армии…»

— Я могу подтвердить, что это невозможно, — сказал он. — Что дело в оборудовании, и что ничего исправить нельзя. Ассархаддон знает, что я хороший техник. Он поверит.

Хольгер мигнул, посмотрел на Гедимина исподлобья — и беззвучно рассмеялся.

— Ты хороший сармат, Гедимин. Но когда ты пытаешься хитрить… — он покачал головой. — Не надо в это лезть. Просто не говори ничего Ассархаддону. Этого будет достаточно.

Он включил смарт и уткнулся взглядом в экран. Гедимин отошёл от него и встал у стенда, глядя на стремительно вращающиеся роторы. «Идти против воли Ассархаддона,» — думал он, недобро щурясь. «У меня не хватило смелости. Я сделал бомбу. Надеюсь, Хольгер отвертится.»

01 марта 37 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

— Это оно и есть? — спросил Гедимин, с интересом глядя на полупрозрачный светло-серый кристалл, окружённый ровным зелёным свечением. Это был чистейший сингит — аккуратный четырёхгранник, двадцать сантиметров в длину и четыре в поперечнике. Его основание намертво приросло к хвостовику, и Хольгер, поставив по краям металлической пластины-подпорки защитное поле, держал кристалл за хвостовик, как старинную лампочку.

— Да, верно, — кивнул химик, глядя на образец сингита с нескрываемой гордостью. — Добавить ещё один — и начнётся цепная реакция. Их выращивают по одному в экранированных гнёздах, иначе…

Он выразительно ухмыльнулся.

Гедимин вспомнил сны о пещерах, заполненных сингитовыми колоннами. Подобные кристаллы росли там повсюду, и вода, попавшая на них из подземной реки, тут же испарялась… Он встряхнулся, выкинув из головы бесполезные мысли, и взял образец в руки.

— Короткие стержни нестабильны, — сказал он. — Тем более — чистый сингит… Сюда ведь нельзя добавить окись урана или ипроновую пыль?

Хольгер покачал головой.

— Добавить можно, но это нарушит структуру кристалла. Я надеюсь стабилизировать их за счёт омывающей жидкости…

Гедимин мигнул.

— Расплав обсидиана? Как он может что-то стабилизировать⁈

— Вот именно, — Хольгер, уже не выглядящий таким довольным, отобрал у него кристалл и спрятал под бронёй. — От твёрдых объектов ещё можно требовать разных свойств, но от одной и той же жидкости… Думаю, из этого проекта ничего не выйдет.

Он щёлкнул пальцем по пластине брони и внимательно посмотрел на Гедимина.

— А что с твоим реактором? Я тут уже давно, а ты о нём не вспомнил…

— Он остановился, — ответил Гедимин, покосившись на вход в шлюз. Судя по комбинации светодиодов, горящих на стене, температура в «реакторной яме» всё ещё была слишком высокой.

— Жду, когда остынет.

— Вот как, — протянул Хольгер, оглядываясь по сторонам. — Это не меньше часа, да? Пойдём куда-нибудь, проветрим мозги. Мне, если честно, не хватает озера под боком. Летом приятно было нырнуть поглубже…

Гедимин удивлённо мигнул.

— Да, мне тоже нравилось озеро, — признался он. — Но тут есть холодная вода в дезактиваторной…

— Это неплохо, атомщик, — кивнул Хольгер. — Но это не то. Я… кажется, я начинаю понимать тех, кто изобрёл фэнрил. Мы уже полтора года сидим под толщей горной породы, не видя дневного света и не встречая ничего живого. Иногда мне кажется, что стены меня душат.

Гедимин настороженно сощурился.

— Сходи к медикам. Ты ходишь везде без скафандра — может, облучился?

Хольгер вздохнул, и по его лицу скользнула странная ухмылка.

— Пойдём в