Шрифт:
Закладка:
– Дело все в том, – ответил Люк, улыбаясь еще шире, – что я больше не являюсь женихом мадемуазель Ортофьери.
– Как! Ваша помолвка разорвана?
– Точно! Лучше и не скажешь!
– Ну и ну! – произнес Шарль, не сумев отказать себе в удовольствии посмотреть на Люка с пытливой иронией.
На бледном лице молодого человека отразилось легкое смущение.
– Отныне, – сказал он, – вот уже как час с лишним, мадемуазель Ортофьери совершенно свободна. Я вспомнил, что было время, когда она вам нравилась. «Но, – сказал я себе, – для того чтобы этот приятный молодой человек на ней женился, одной ее свободы едва ли будет достаточно; не мешало бы, чтобы еще и рухнули кое-какие преграды, препятствующие этому союзу…» Вы слышите меня, мой друг?
– Продолжайте, – промолвил Шарль, снедаемый любопытством и презрением.
– Ну так вот: все проще простого. Те бумаги, которые я принес вам, которые сейчас здесь, в этом портфеле, способны устранить любое препятствие…
– Вы невероятны, Сертей, просто невероятны! Да и вся эта история… Я не совсем понимаю… В общем, я хотел бы все прояснить, для чего, если позволите, задам вам несколько вопросов. Пойдем по порядку. Что такого произошло этим утром? Почему вы больше не жених?
– Полноте!.. Вы ведь помните, милейший, тот долгий разговор, что состоялся у нас с вами прошлой осенью в Сен-Трожане? Разве вы в тот день не заметили – когда рассказали мне, весьма, к слову, неосмотрительно, о своих чувствах к мадемуазель Ортофьери, – что сам я не сразу открыл вам тот факт, что я – ее жених?
– Насколько мне помнится, так оно и было.
– А все потому, что я пребывал в глубоком замешательстве. Я терзался вопросом: чем добиваться сомнительной женитьбы, не лучше ли будет тотчас же продать вам – и продать, естественно, недешево – способ жениться на той, которую вы любите. Ваши признания открывали мне новые перспективы, разумеется менее выгодные, чем эта женитьба, к которой я вот уже несколько месяцев всячески стремился, но гораздо более надежные. Так как – увы! – я боялся, как бы мои брачные надежды не разбились о какой-нибудь риф – как это случилось сегодня утром. Хорошенько все обдумав, взвесив все «за» и «против» (жестокая, скажу вам, альтернатива), я все же решил попытаться добиться руки мадемуазель Ортофьери, оставив вариант с продажей на тот случай, если жениться на ней не удастся. Не удалось – и вот, следуя выбранной линии поведения, я возвращаюсь к переговорам по этим бумагам. Конечно, знай я все наперед, я бы избавил вас от этих месяцев ожидания. Надеюсь, вы мне это простите: дела есть дела; и потом, при нынешних нравах семейство Ортофьери вполне могло и принять то, что сегодня воспламенило их всех благородным негодованием.
– Но что же, в конце-то концов, произошло?
– Как вы знаете, завоевать симпатию господина и госпожи Ортофьери мне главным образом позволило мое имя – мое имя и мои дворянские титулы, которые, впрочем, я никогда не выставлял напоказ… К несчастью, это не мое имя и никакими титулами я не обладаю, что и выяснилось в присутствии нотариуса не далее как сегодня утром. В наше время, когда встречается немало людей, которые вхожи в любые дома и носят фальшивые имена, я надеялся, что это сойдет мне с рук… Однако же не сошло. Что ж, так тому и быть!.. Теперь вы знаете, как Люк де Сертей, который на самом деле зовется Люсьеном Карту́…
Шарль вздрогнул.
– Карту́! – воскликнул он. – Так вас зовут Карту́!
– Ваше удивление мне понятно, – сказал Люк. – «Карту́», полагаю, сразу же напомнило вам о том отважном полицейском, который в 1835 году дал показания против Фабиуса Ортофьери. Да, так и есть: он был моим предком. Я этого не скрываю, и я спокойно признал это пару часов назад перед банкиром Ортофьери, которому не в чем было меня упрекнуть. Мой предок всего лишь исполнил свой долг, разве не так?
– Очень хорошо! Просто прекрасно! – усмехнулся Шарль Кристиани. – Вас зовут Карту́, ваш предок был Жан Карту́ из «процесса Ортофьери», и вы являетесь продать мне документы, которые – вероятнее всего – относятся к этому процессу? Документы, доставшиеся вам, как я склонен предположить, от вышеупомянутого полицейского?
– Вы совершенно правы, но у меня и не было намерения делать тайну из того, о чем совсем не сложно догадаться.
– Ха! Вот несчастный! Подумать только: целых десять месяцев вы заставляли нас страдать, ее и меня, и все для чего – для того, чтобы прийти в конечном счете к этому гнусному торгу! Подумать только: когда она была на волоске от смерти, вы могли спасти ее одним вашим словом, но даже и пальцем не пошевелили!
– Я и не претендую на добродетель, – промолвил Люк с мрачной твердостью.
– Оставим эту тему, – решил Шарль. – Не мне вас судить. Потолкуем о делах, как вы выражаетесь. Эти документы… они, разумеется, убедительны и неоспоримы?
– Естественно! Даю вам честное слово!
– Не смешите меня.
– Хорошо, обойдемся без этих высокопарностей. Уверяю вас, эти документы содержат неопровержимое доказательство того, что Фабиус Ортофьери не является убийцей Сезара Кристиани.
– Стало быть, через несколько лет после смерти Фабиуса, скончавшегося в камере предварительного заключения, ваш предок, полицейский Карту́, получил информацию о каких-то новых относящихся к убийству фактах?
– Все было не совсем так, но вы не слишком далеки от истины. Вы сами все поймете, когда документ станет вашей собственностью.
– Так он всего один?
– Да, один.
– И сколько вы за него просите? – поинтересовался Шарль.
– Миллион.
– Черт возьми! Миллион! Ну вы и загнули, милейший! Миллион за признание Жана Карту́, служившего на «Финетте» матросом под командованием Сезара Кристиани! Жана Карту́, инспектора Сюртэ, дежурившего 28 июля 1835 года на бульваре Тампль! Жана Карту́, убийцы своего бывшего капитана!
Люк вскричал, почти завопил:
– Но как вы узнали?
– Ваши расчеты оказались ошибочными, мой бедный Сертей. Вы слишком долго ждали. Сегодня утром я тоже кое-что выяснил. Это день открытий, не иначе! Прежде чем умереть, Сезар Кристиани совершенно определенно узнал своего убийцу и назвал его имя, и, помимо меня, об этом знают еще несколько человек.
– Не повезло! – вздохнул Люк, который пришел в себя
