Уже засыпая рядом с малышкой, я твердо решила завтра с утра пойти в школу и хотя бы взять трудовой договор на изучение. Посмотреть его, почитать…

«А пробирку отнесу обратно в театр. Верну, чтобы меня никто не искал…» — это решение принесло облегчение и успокоение и помогло наконец заснуть.

Ночные тени на стенах казались призраками, следящими за мной. Они превращали комнату в таинственный лес, ветви которого так и норовят оплести случайного путника. Отблески уличного фонаря были больше похожи на блуждающие огоньки на болотах, которые, как учили сказки, творили кикиморы и лешие, чтобы заманить заплутавших.

На этот раз никто не скребся, не ломился и даже не просил впустить. Но каким-то шестым чувством я знала, что он — все еще там. Встав с кровати, подошла к двери и приложила к ней ухо.

Сложно было разобрать — мне послышался тихий печальный вздох, или это ветер гуляет по коридорам?

— Мирослав? — позвала я.

Несколько секунд тишина оставалась все такой же осязаемой. Затем послышался смешок, очень скоро переросший в громкий раскатистый смех.

— Как так вышло, что я раз за разом спрашивал твое имя, а в итоге ты узнала мое? — отсмеявшись, наконец спросил он.

Я мысленно отругала себя. Ну и зачем я выдала то, что знаю, кто он? Рано или поздно он свяжет все воедино и вычислит, тем самым, уже меня.

— Это ты меня преследуешь, не я тебя…

— Не строй из себя невинность, — неожиданно жестко произнес он. — Ты забрала то, что мое по праву! И ты отдашь это мне, хочешь того или нет.

Вздрогнула от испуга, меня резко бросило в жар, а потом словно ледяной водой окатило. В первый момент подумала, что речь идет о ребенке, что именно девочку Мирослав считает «своей по праву». Что это еще может быть?

Маленькая беззащитная малышка — это единственное из ценного, что у меня было. Вот только зачем? Почему? Неужели Мирослав — ее отец? Но ведь Ирина и Марьяна в переписке не раз упоминали о том, что отец малышки умер, так и не узнав о беременности.

Лишь когда первая волна паники схлынула, я более-менее трезво вникла в его слова и поняла — было еще кое-что, что отдала мне Ирина. Странное кольцо на цепочке, теперь превратившееся в татуировку на моей груди.

Неужели это и есть то, из-за чего Барс преследует меня?

— Если ты про кольцо, то у меня его больше нет, — наконец произнесла я, решившись.

Я буквально предвидела, как он снова начнет кричать, стучать по двери, пытаться ее выломать, но вместо этого услышала лишь тихое и холодное:

— Это неправда, я его чувствую…

Мирослав вдруг закашлялся, захрипел… я снова приложила ухо к двери:

— Тебе плохо?

Спустя короткое время до меня долетел тихий смешок:

— Нет, маленькая лгунишка. Рядом с тобой мне почти хорошо.

Перед глазами неожиданно встал он. Мужчина, которого я видела лишь однажды, на парковке у театра. Светлые волосы, небрежно обрамляющие лицо и шею, пытливый взгляд.

Сейчас, в моем воображении, этот взгляд был направлен на ненавистную дверь, по которой он водил кончиком пальца, и, проследив за этим его движением, я поняла, что сейчас он невидимо рисует на двери… меня?

— Не хочешь называть свое имя — не надо, — неожиданно произнес он. — Не хочешь показывать лицо — пускай. Только продолжай сниться мне, пожалуйста. Последние месяцы без тебя были совсем плохи…

Последние месяцы? Я мысленно прикинула. Должно быть, именно тогда Ирина и забрала у Барса кольцо. Она взяла его в доказательство, что действительно провела с ним ночь, и хотела вернуть. Вот только когда пошла возвращать — ей сказали, что он умер.

— Знаешь, пару раз я даже думал о раскаянии… — доверительно прошептал вдруг он.

— О каком раскаянии? — то ли это он резко сменил тему, то ли я прослушала часть его монолога.

— Они сказали, что самый простой способ избавиться от проклятия — это раскаяние, — он произнес это так, словно это была самая большая глупость на свете. — «Лучше не тратьте деньги на волшебные лекарства. Они способны помочь вам лишь на время».

Он явно кого-то передразнивал.

А вот я задумалась. Проклятье?

«Избавьтесь от младенца. Отец явно был проклятым. А от таких одни беды…» — неужели это именно то, о чем говорила сумасшедшая повитуха?

Если это действительно правда, я должна знать как можно больше. Может ли это как-то отразиться на ребенке?

— Кто — они? Что это за проклятье? — торопливо переспросила я, но Барс меня не слышал, погружаясь в ведомые только ему одному воспоминания.

— Раскаяние… — шептал он. — Все, в чем я раскаиваюсь, когда вспоминаю, как вонзил кинжал в сердце этой твари, — это то, что сделал это недостаточно медленно. Она должна была страдать!

Последние слова он произнес с таким жаром, что я невольно отпрянула от двери. Сердце колотилось часто-часто, как после быстрого бега. Адреналин ударил в кровь.

— Стой… я напугал тебя? Нет, не уходи, пожалуйста…

Его слова таяли и истончались, как и тени на стенах, и, в конце концов, растаяли вовсе. Сменившись лучами солнца, пробивающегося сквозь осенние тучи.

Я распахнула глаза, убеждаясь, что это был всего лишь очередной сон.

Глава 9

Новый день — новые силы, и я со всем справлюсь. По крайней мере, следующие пару недель я говорила это себе каждый раз, вставая с постели.

Хорошенько все взвесив, я все-таки заключила трудовой договор со школой, несколько раз съездила в ЗАГС, узнав все какие можно подробности по оформлению документов, и даже успела-таки подать необходимые документы в суд для оформления моей малышки.

Лев Львович обещал посодействовать, чтобы заседание, которое было назначено почти через месяц, прошло гладко и ДНК экспертизу не потребовали.

К тому времени мне нужно было также решить, какие имя и отчество я дам своей девочке. И если насчет имени я склонялась к тому, чтобы назвать девочку в честь матери, которая подарила ей жизнь — Ириной — то отчество загоняло меня в тупик.

Еще одним трудным, но нужным действием было то, что я подала заявление в полицию о пропаже сестры.

Да, было опасно привлекать внимание ко всему, что произошло, но я очень боялась, что если ничего не сделаю, то рано или поздно кто-нибудь да