После того, как я сказала Полли, что этот разговор останется между нами, она резко сменила тему, спросив меня, не следует ли нам подавать детям шоколадное молоко или горячий шоколад в час истории.

Вскоре мы собрали всех в группы с различными задачами по украшению, а позже после того, как шоколадное молоко и печенье были поданы, мы с Полли по очереди читали весенние книги детям, у которых, казалось, был бесконечный аппетит к рассказам о ягнятах и оленятах.

Поздно вечером после того, как дети сыграли в игру, которую Полли назвала «музыкальные стулья для кроликов», их мамы начали приходить, чтобы забрать их вместе с несколькими папами. Большинство родителей положили наличные в банку для чаевых, которая была у Полли на кофейной стойке, и я даже видела, как одна мама близнецов положила четыре двадцатидолларовые купюры, явно благодарная за перерыв в уходе за детьми, который предоставила Полли.

После того, как помогла Полли прибраться, я сделала несколько покупок в маленьком, единственном продуктовом магазине Сомерсета, затем поехала домой, вскоре получив сообщение от Рида:

«Ужин снова в восемь. Обещаю не смеяться снова, я полностью понимаю, что был очень грубым и, вероятно, сбитым с толку».

Наклонившись над столом, я смотрела на экран телефона в течение нескольких секунд, думая, прежде чем напечатать ответ:

«Хорошо. Увидимся в восемь».

Я хотела увидеть Рида, чтобы подтвердить свои опасения о его мыслях относительно смерти Шона, но больше всего на свете, к моему удивлению, я хотела встретиться с ним. Я даже чувствовала, что скучаю по нему, забавно, потому что он заставил меня чувствовать раздражение и гнев почти сразу с того момента, как мы встретились, и сейчас понятия не имела, что, между нами, так что казалось смешно, что у меня должны быть какие-то чувства. До этого момента в моей жизни я скучала только по людям, к которым испытывала искреннюю привязанность, и определенно Рид к ним не относился.

Конечно, после ночи, что мы провели вместе, я знала, что испытываю к нему неприкрытую страсть, это точно. Образы его лица и тела появились в нескольких моих снах прошлой ночью, снах, которые определенно были насыщенными. Я мечтала оказаться в его объятиях, обнаженной, пока он целовал меня с такой страстью и интенсивностью, что я громко стонала от удовольствия. Когда проснулась от этого конкретного сна около четырех утра, я была настолько возбуждена, что смутилась, и даже больше, когда услышала звуки кого-то, кто шевелился в спальне рядом с моей, которая принадлежала Риду. Сначала тяжелые шаги раздались по полу, затем я услышала, как быстро бежит вода. Затем раздались более тяжелые шаги, и кашель Рида. Потом он покинул дом, возможно, чтобы отправиться в утренний патруль вокруг Сомерсета со своими людьми.

Глядя на потолок в темноте, я подумала, может быть, он не собирался просыпаться так рано, но вместо этого проснулся, потому что стоны, которые я издавала во сне, на самом деле были громкими. Я не думала, что это так, хотя, возможно просто не поняла, что стонала вслух, не говоря уже о том, что мне никогда не говорили, что я издавала какие-либо шумы во сне. Но одна мысль о том, что я могла стонать вслух и разбудила Рида, привела меня в ужас. Хотя, по крайней мере, это чувство усилило моё желание к нему, позволив мне снова заснуть.

Однако, вернувшись в настоящее, мое желание к нему вернулось, пока я одевалась для нашего ужина. Лишь думая о нем, пока выбирала платье, у меня появилась неприятная боль в животе, боль, которую было почти невозможно игнорировать. Я не была уверена, как мне вести себя за ужином, когда он будет прямо передо мной, во плоти. Неважно, что я чувствовала к нему, и неважно, что не знала, что он чувствовал ко мне, я хотела снова переспать с ним, в этом была уверена.

Поначалу я не очень хорошо себя чувствовала за ужином, который Мэри приготовила в очередной раз. В то время как Рид и я ели тихо, ведя только периодический вежливый разговор о еде, как мы делали накануне вечером, мне было трудно перестать тайно разглядывать его, вглядываться в его лицо и тело. Мне было трудно перестать представлять, как выглядит его длинное, твердое тело, не покрытое одеждой, и я почти сожалела, что знала.

Судя по нескольким взглядам, которые Рид тоже бросал на меня, я догадалась, что, возможно, не единственная, у кого есть несколько пикантных мыслей. Он даже, казалось, жевал с большей силой, чем требовало основное блюдо невероятно нежного лосося, приправленного травами, как будто действие было не столько о пережёвывании пищи, сколько о том, чтобы он мог сжимать зубы, как человек, который пытался сопротивляться чему-то или сопротивляться определенным мыслям.

Может быть, Рид был немного на взводе, потому что я выбрала немного более откровенное платье, чем накануне вечером. Платье, ярко-красного цвета, было с овальным вырезом, как и моё зеленое платье, но, возможно, оно было немного углублено. У него был достаточно низкий вырез, что мое полное декольте было определенно видно. Эта область, казалось, привлекала большинство взглядов Рида. Кажется, по какой-то причине, это почти удовлетворило меня, и я вспомнила, как сильно Рид, казалось, наслаждался моей грудью, когда мы переспали.

Как только мы оба закончили есть, он наполнил мой бокал перед тем, как встать, подошел к небольшому бару с одной стороны столовой и налил себе большой стакан виски.

Затем он сел и, наконец, начал говорить что-то существенное.

— Я очень сожалею, что рассмеялся, и я не буду делать этого снова. Я действительно думаю, что твоё предложение помочь с порожденными было замечательным. Это не значит, что я позволю тебе сделать это, но… было замечательно, что ты хотела помочь.

Напольные часы в нашем коридоре пробили четверть часа, и Рид использовал перерыв, чтобы выпить виски.

Не гримасничая ни в малейшей степени, он поставил стакан обратно на стол, прежде чем продолжить с его ледяными голубыми глазами, отражающими золотой свет от свечей перед нами.

— И уточню, почему не позволю тебе помочь, я знаю, что уже сказал, что это слишком опасно для тебя, и это правда… но это также потому, что, если повезет, ты скоро забеременеешь, и мы не можем рисковать тем, что ребенок пострадает.

Я поняла, что разочарована тем, что он сказал по двум причинам. Во-первых, крошечная часть меня надеялась, что он скажет, что не хочет, чтобы я подвергала себя опасности, потому что он заботился обо мне.