Максим Шаров.

Одно только имя пробирает меня до дрожи. То, как он на меня смотрел, словно видел меня насквозь, словно знал каждую уязвимую часть меня и наслаждался тем, что разрывал меня на части. Я ненавижу его за это. Ненавижу, какой бессильной он заставил меня чувствовать, как он обнажил все несколькими холодными, расчетливыми словами.

Он пугает меня. Я ничего не могу с собой поделать. Одно его присутствие наполняет меня чувством ужаса, которого я никогда раньше не знала. Но это больше, чем страх. Это чувство того, что ты в ловушке, в ловушке его игры, в ловушке его мести. Я просто еще одна пешка, зажатая между грехами моего отца и потребностью Максима в справедливости. Я чувствую себя ягненком в волчьем логове, ожидающим неизбежного.

Я качаю головой, отказываясь это принять. Я не могу просто сидеть здесь и ждать, пока они решат мою судьбу. Должен быть выход. Я окидываю взглядом комнату, ища что-то, что могло бы помочь мне сбежать. Мне все равно, куда я пойду, лишь бы подальше отсюда, подальше от этого кошмара.

Мой взгляд падает на лодыжку, и вот тогда я замечаю это впервые - маленький, гладкий металлический браслет, застегнутый на моей ноге. Мое сердце замирает, когда я касаюсь его, прохладный металл прижимается к моей коже. Устройство слежения. Конечно.

Максим умнее, чем я думала. Он будет знать где я, куда бы я ни пошла. Я не смогу ускользнуть незамеченной. Не с этой штукой на ноге.

Я смотрю на браслет, чувствуя, как тяжесть безнадежности опускается на меня, словно тяжелое одеяло. Как я не заметила этого раньше? В тот момент, когда они привели меня сюда, они гарантировали, что я не смогу уйти. Я закрываю глаза, прижимая голову к стене, разочарование кипит внутри меня. Мне даже не разрешают попытаться. Я в ловушке, физически и морально. Максим позаботился об этом.

Даже с устройством на лодыжке я знаю, что должна попытаться. Я не могу просто сидеть здесь и ждать, пока они используют меня, чтобы разрушить мою жизнь так, как они разрушили так много других. Мой отец, возможно, продал меня, как какую-то овцу, но я не собираюсь просто позволить им вести меня на бойню.

Я медленно встаю, мои ноги ослабли от долгого сидения на холодном полу. Мое сердце колотится в груди, но я отталкиваю страх. Страх не вытащит меня отсюда. Мне нужно подумать. Мне нужен план.

Первый шаг — выяснить, как далеко я смогу зайти, прежде чем они меня выследят. Если я смогу создать какую-то диверсию, может быть, купить себе достаточно времени, чтобы хотя бы начать, у меня может быть шанс. Я не знаю, куда я пойду, но любое место лучше, чем быть здесь, в ловушке под контролем Максима, ожидая, когда он решит, когда моя полезность закончится.

Я иду к двери, моя рука дрожит, когда я тянусь к ручке. Я не могу позволить им увидеть, как я вспотела. Я должна вести себя нормально, как будто я смирилась со своей судьбой. Как только у меня появится шанс, я убегу. Я буду бороться, если придется. Я отказываюсь быть пленницей дальше.

Когда я поворачиваю ручку, я делаю глубокий вдох, готовясь ко всему, что грядет. Я знаю, что это будет нелегко, и я знаю, что шансы против меня. Я должен попытаться. Я не позволю им победить.

Я не позволю Максиму уничтожить меня.

Внезапно я слышу приближающиеся шаги за дверью. Мое сердце замирает, и я замираю, устремляя взгляд на звук. Дверь открывается, и Артем входит внутрь, неся поднос с едой. Он высокий, мускулистый, но его манеры отличаются от манер Максима. У него нет той же жестокой резкости. Вместо этого его лицо пустое, почти деловое, когда он ставит поднос на маленький столик в углу комнаты.

— Я подумал, что ты голодна, — говорит он тихим, но спокойным голосом.

Я не отвечаю, просто смотрю на него с опаской, мой живот скручивает от беспокойства. Я не голодна. Я в ужасе. Мысль о еде заставляет меня чувствовать себя больной, а вид еды, еще одно напоминание о том, в какой я ловушке. Я делаю шаг назад, скрещивая руки на груди.

Артем смотрит на меня, потом на нетронутый поднос. Он вздыхает. — Он не отравлен, ты же знаешь.

Я моргаю, пораженная его прямотой. Он смотрит на меня с непроницаемым выражением, не жестоким и не насмешливым, просто... как ни в чем не бывало.

— Если бы мы хотели твоей смерти, ты бы уже была мертва, — добавляет он, как будто это должно меня успокоить.

— Это утешает, — бормочу я дрожащим голосом. Я делаю еще один шаг назад, мое тело напрягается. Я чувствую, как пульс учащается на шее, страх снова подкрадывается с каждым его словом.

Артем тихонько усмехается, и этот звук меня удивляет. Это не жестоко, скорее усталый смех, как будто он тоже устал от всей этой ситуации. — Слушай, я понимаю. Тебе страшно, но нет смысла морить себя голодом.

Я прищуриваюсь, не уверенная, стоит ли ему верить. — Откуда я знаю, что ты говоришь правду? Может, это просто очередная игра Максима.

Он прислоняется к стене, скрестив руки на груди, и мгновение изучает меня. — Максим не играет в игры. Если бы он хотел убить тебя, он бы не стал возиться с трюками. Это уже было бы сделано.

Спокойный деловой тон его голоса пробирает меня до дрожи. Он не пытается меня напугать, он просто честен. Вот что делает его таким ужасающим.

Я с трудом сглатываю, чувствуя, как комок в горле растет. — И что же будет со мной? — спрашиваю я, и мой голос становится тише. — Ты собираешься держать меня здесь вечно?

Артем отвечает не сразу. Он долго смотрит на меня, выражение его лица невозможно прочесть. — Это не мое дело, — наконец говорит он. — Ты же знаешь.

— Тогда чей это выбор? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. — Максима?

Артем кивает, отталкивается от стены и идет к двери. — Просто ешь, София. Поверь мне, тебе понадобятся силы.

Я качаю головой, мой голос дрожит от гнева и страха. — Мне не нужна твоя еда.

Он останавливается у двери, поворачиваясь ко мне лицом. — Как хочешь. Голодом