Я решаю, что с сегодняшнего дня займусь коллекционированием нового типа.

Коллекция потерь: в день отъезда буду якобы случайно оставлять в номере отеля по одной безделушке из сделанных накануне покупок.

* * *

Человеческая история сводится, в сущности, к взаимоотношению двух архитектурных элементов: стена и мост. Их сущности антагонистичны. Стена разделяет, мост соединяет. Она запрещает, он разрешает. Она являет собой подозрительность, он – доверие.

Совершенно очевидно, что и то и другое необходимо. Но лично я предпочту мост стене.

* * *

Евангелисты оказываются довольно посредственными рассказчиками: едва в их повествовании появляется какой-нибудь яркий персонаж, они тут же его бросают. Какое пренебрежение законами драматургии! Или их незнание… В самом деле, они ведут себя как писатели-дилетанты.

Сегодня днем, стоя перед могилой Лазаря, я вспоминаю связанный с ним эпизод.

Пришел Иисус в селение Вифанию навестить своего больного друга Лазаря. Увидев его, сестра Лазаря Марфа в слезах пала к его ногам. Она сказала Иисусу:

– Господи! если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой.

Его отвели к гробнице, в пещеру, у входа в которую лежал камень, согласно обычаям того времени.

– Отнимите камень.

– Господи! уже смердит; ибо четыре дня, как он во гробе.

Иисус настаивал, он возвел очи к небу и попросил о помощи своего Отца, объяснил, что это нужно для народа, здесь стоящего, чтобы поверили они. И воззвал громким голосом:

– Лазарь! Иди вон!

И встал из могилы, и вышел умерший Лазарь, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лицо его обвязано было платком. Иисус сказал, ни к кому не обращаясь:

– Развяжите его, пусть идет.

И все, после этой прекрасной реплики – ничего! Никаких объятий Иисуса с другом, никакого празднования, чествования. У читателя остается впечатление, что Иисус воскресил Лазаря по принуждению, из-за чувства вины после слов Марфы: «Если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой», – будто это жители села настойчиво просили явить чудо. Его побуждала не столько любовь, сколько желание преподать урок неверующим. В дальнейшем нет никакого упоминания о том, что стало с Лазарем, какие он сделал выводы после того, как его вернули к жизни.

Поистине, евангелист Иоанн – единственный, кто повествует о воскрешении Лазаря, – пренебрегает всеми законами построения сюжета. Что, с одной стороны, даже вызывает доверие, поскольку такая неискушенность в литературном мастерстве – свидетельство аутентичности.

Но такое резкое завершение истории вызывает недоумение. Лазарь возвратился к своим, но улучшилось ли его здоровье? Как, в каком состоянии прожил он оставшиеся ему годы? Что с ним стало? Если Иоанн изображает Лазаря воскресшим из могилы, как интересно было бы изобразить его человеком, два раза умершим! Просто подарок!

К счастью, существуют легенды, дополняющие этот текст. Согласно одной из них Лазарь с сестрами и друзьями садятся на корабль, который плывет в Сент-Мари-де-ла-Мер – отсюда Лазарь начал проповедовать Евангелие на юге Франции. Другая легенда отсылает его на Кипр, где он также проповедует. Так его присвоили себе и Восток, и Запад.

В селении Аль-Азария[31] (в Библии Вифания), осматривая скалистую пещеру, достаточно большую, чтобы там поместились останки, я в недоумении чешу в затылке. К чудесам я отношусь настороженно – впрочем, как и сам Иисус, который, если правильно читать Евангелия, не любил, когда от него требовали чудес, ему претила роль чудотворца. В древности во всякого рода чудотворцах недостатка не было, и Иисус опасался, что его станут уподоблять кому-нибудь из них: он хотел не захватить власть, а передать духовное послание.

«Если не увижу, не поверю»[32], – воскликнул апостол Фома, ученик, который сомневался в воскресении Иисуса. Этот скептик поверил лишь тогда, когда коснулся пальцами ран от гвоздей на теле воскресшего Христа.

А я всегда говорил по-другому: «Ты не увидишь, пока не поверишь». Мы привыкли видеть мир через призму наших понятий, знаний, идеологии, более того – наших ожиданий и наших собственных интересов. Мы страшимся чистой, незамутненной реальности, каждый рассматривает ее через стекла очков, и эти очки дают четкость, но они же ограничивают обзор. То, что казалось чудесным в определенную эпоху, со временем перестает быть таковым, наука все проясняет и разъясняет. Вот почему из века в век чудес становится все меньше…

Я вовсе не отрицаю существования чудес в принципе, просто отказываюсь опираться на них в своем мировоззрении.

И лишь Блез Паскаль, которого я постоянно перечитываю, немного смущает меня. Этот знаменитый философ, определенно не глупец, говорил о «доказательствах через чудеса», которых, согласно Евангелию от Иоанна, всего семь. «<Чудеса> есть истинные и ложные. Чтобы распознать их, нужно знамение, иначе они бесполезны. Они вовсе не бесполезны, напротив, они – основа»[33]. Блез Паскаль приходит к заключению: «Чудеса и Нового, и Ветхого Завета доказывают, что Бог есть». В глазах современников Иисуса «чудеса Нового Завета особо доказывают, что Иисус был истинный Мессия»[34].

Не говоря уже о том, что чудеса – вещь сомнительная и спорная, я могу еще выдвинуть такое возражение: основания верить не порождают саму веру. Вера не является следствием логики. Рассудок лишь подготавливает почву, где вера при случае укоренится, и не больше. Чудеса, сотворенные Богом или Иисусом, никогда не станут доказательствами, разве что аргументами.

Уверовать – это резкий внезапный переход из одного состояния в другое. Примыкая к христианству, мы не порываем с рациональным. Блез Паскаль убедительно говорил в письме к мадемуазель де Роаннез о чуде, что волновало его современников. «Если бы Бог открывался людям постоянно, не было бы никакой заслуги в том, чтобы верить в Него, а если бы Он не открывался никогда, веры бы не было вовсе. Но Он обычно сокрыт, а открывается редко и тем, кого хочет призвать в служение Себе. Эта удивительная тайна удаления Бога, непроницаемая для взора человеческого, есть для нас великий урок стремиться к одиночеству и держаться в стороне от человеческих взоров. Он оставался сокрыт под покровом природы, прятавшим Его от нас, до самого Воплощения; а когда Ему пришло время явиться, Он оказался укрыт еще надежнее Своим человеческим обликом»[35].

Так из одной тайны возникает вторая – принятие чуда.

Вера или отказ от веры – выражение нашей свободы.

* * *

С громкими молитвами наша группа паломников начинает подъем на зеленую гору, где нас ожидает Церковь Посещения Пресвятой Девы Марии.

Я вновь достойный представитель семейства золотых рыбок. По привычке губы мои шевелятся, голосовые