Шрифт:
Закладка:
– Ерохин К.? – оживился Юрский и вновь перевернул фото лицевой стороной. – Константин Ерохин? Этот странный молодой человек, – сыщик ткнул пальцем в юношеское продолговатое лицо с пушистыми усиками, – и есть наш колдун?
– Всё до смешного просто, не так ли? – медленно произнёс Фонвизин.
– Даже немного обидно, – кивнул патологоанатом. – Если я правильно понимаю, то бородатого выслали за отвратительные эксперименты?
– Официально вроде как да, – развёл руками Фонвизин. – Кто-то признал, что эксперименты, которые он проводил на своих лекциях, пагубно отражаются на психическом здоровье студентов, и в ходе следствия ему приписали чуть ли не революционную деятельность.
– Как это связано? – не понял Юрский.
– А никак, – фыркнул статский советник. – Там, в общем-то, всё обвинение шито белыми нитками. Просто нужно было отправить проклятого учёного куда подальше. Некоторые поговаривают, и очень осторожно, что Лазарев просто перешёл дорожку некоему уважаемому предпринимателю и меценату… И угадай кому?
– Штильману?
– Штильману, – кивнул Фонвизин. – И если верить этим слухам, то выходит престранная штука. Некий Марек Штильман, ввиду каких-то своих причин, отправляет выдающегося учёного заживо гнить в рудниках. А через пару лет в доме некоего графа объявляется молодой человек, который вполне может оказаться именно тем молодым человеком, что был особенно близок сумасшедшему профессору. Спустя какое-то время его пребывания у графа случается загадочное убийство. И вот ведь что интересно: погибает именно тот, кто безнаказанно, гм, обидел нашего графа. Через некоторое время в городе объявляется вышеуказанный Штильман. Проездом. Он вовсе не собирается здесь задерживаться и не задерживается – его убивают. Абсолютно загадочным и непостижимым образом – при помощи оживших мертвецов.
– Что, обыкновенная месть? – перебил друга Юрский.
– Самая что ни на есть.
– А Слуцкий?
– Наверняка он тоже затронул каким-то боком либо Белосельского-Меньшикова, либо самого Ерохина. Разумеется, следует проверить, каким образом они оба могли с ним пересекаться, но сейчас куда важнее схватить самого Ерохина. Чует моё сердце, он тут ненадолго…
– Птицыны, – задумчиво произнёс Юрский, будто бы даже не слушая друга.
– Что Птицыны? – не понял Фонвизин.
– Гостьи Белосельского-Меньшикова – мать и дочь Птицыны. Что если они тоже неспроста поселились в его усадьбе?
Статский советник на какое-то время задумался. Маленькие острые глазки пристально вглядывались в портсигар, словно там крылись все ответы.
– А ведь это не лишено смысла, – наконец выдавил он. – Поручи кому-нибудь проверить.
Когда появились Фонвизин и Юрский, приготовления в участке уже шли полным ходом. Поднятые по тревоге отряды полицейских сновали по двору, собираясь в звенья, и грузились в широкие грузовые сани. Городовые запрягали лошадей. Всюду царила толкотня и давка.
Патологоанатом взглянул на товарища.
– Не удивляйтесь, Юрский, – отвечая на немой вопрос, протянул Фонвизин. – Кто знает, не доведётся ли нам лицом к лицу встретиться с созданиями Ерохина? И на что они будут способны?
Отдав кое-какие распоряжения, петербургские следователи заперлись в кабинете, который временно был отдан в распоряжение Фонвизина, где при свете электрической лампы они несколько часов корпели над планом усадьбы Белосельского-Меньшикова, так и эдак прикидывая, откуда безопаснее всего начинать штурм. Погрязнув в спорах и бесчисленных аргументах, друзья не сразу услышали настойчивый стук.
– Что там? – недовольно выкрикнул Фонвизин, отворяя дверь.
Его напор ошеломил молодого усатого есаула, и тот ещё некоторое время хватал ртом воздух, собираясь с мыслями. Потом затараторил:
– Господин статский советник, вы приказывали незамедлительно докладывать о любых странных событиях в усадьбе графа…
– Ясно, что там? – нетерпеливо перебил есаула Фонвизин.
– Граф и его гостьи некоторое время назад отправились на бал. К Алексеевским…
– И что тут странного? – сыщик начинал закипать.
– Как только они отбыли, – поспешно заговорил молодец, справедливо опасаясь гнева Фонвизина, – прибыл большой обоз, доверху гружённый ящиками. Я уже видел такие ящики, господин статский советник, это взрывчатка.
Фонвизин крякнул и медленно сел. Схватив со стола подвернувшееся перо, принялся сосредоточенно вертеть его в руках.
– И много ящиков? – между тем поинтересовался Юрский.
– Я насчитал четыре дюжины. Но когда я отправился к вам, разгрузка ещё не была окончена.
– Ты молодец, старина, – похвалил его патологоанатом. – Ступай. Слыхал? – это уже к Фонвизину. – Вот тебе и мёртвые клячи, гружённые взрывчаткой.
– Неужели ещё что-то взрывать собираются? – мрачно произнёс статский советник. – С таким запасом можно половину города разнести. Он что, руками покойников хочет совершить революцию?
– Но если это так, значит, Ерохин пока не собирается покидать город.
– Если он всё ещё нужен графу, – раздалось со стороны двери.
Сыщики разом взглянули туда.
– Запираться надо, когда ведёшь такие разговоры, – развязно произнёс Алёхин и подошёл к Юрскому. – Вот, держи, ты забыл в госпитале.
Фельдшер протянул ему трубку. Юрский уставился на неё с таким видом, словно видел впервые. Потом медленно перевёл взгляд на кислое небритое лицо Алёхина и почему-то вдруг расхохотался.
– Всё нормально, старина, – фельдшер похлопал его по плечу и сел на стол. – После всего нами увиденного… Это скоро пройдёт.
– Это замечательно, Прокофий Алексеевич, что вы всё-таки решили почтить нашу скромную компанию своим присутствием, – вздохнул Фонвизин, надевая шинель. – Смею надеяться, вы уже пришли в себя и способны исполнять свои обязанности.
– Нужно кого-нибудь вскрыть? – мрачно пошутил Алёхин.
– Слава богу, пока никого, – тихо произнёс статский советник, будто бы разговаривая сам с собой. – Просьба моя, в общем-то, довольно далека от ваших прямых обязанностей, впрочем, с другой стороны, как на это посмотреть? – Он взглянул на Юрского. Тот уже оправился от невротического приступа и спокойно набивал трубку. – Нам с Юрским предстоит кое-куда съездить. И вместе с тем не мешало бы, чтобы кто-нибудь проследил за оставшимися приготовлениями. Тем более, кажется, вы, Алёхин, лучше всех тут понимаете, что происходит, и сможете поступить правильно.
– Я понял, – кивнул Прокофий Алексеевич и вышел.
– Не нравится мне наш египтолог. Что-то он совсем сдал, – бросил через плечо Фонвизин. – Собирайся, мы едем на бал.
Когда сыщики прибыли к Алексеевским, бал шёл полным ходом. Несколько разгорячённых пар вдохновенно танцевали падеспань. Вокруг карточных столов толпился народ, живо обсуждая игру картёжников. Тут же бились об заклад, пытаясь угадать, кому фортуна улыбнётся на сей раз. Большинство гостей разобралось по кружкам, обсуждая свежие городские новости, распуская сплетни и злословя по поводу других гостей. И чем больше молодых барышень оказывалось в кружке, тем чаще сыпались остроты.
Группа удалых юнкеров, по всей видимости, только окончивших училище, с нахальными улыбками курсировала от одного кружка к другому. Они были прекрасно осведомлены о том, какой эффект производит их форма на девичьи сердца, и беззастенчиво этим пользовались. Можно
