Шрифт:
Закладка:
– Купил в Кишиневе у антиквара, – тихо выдохнул Фима с огорчением.
– Сколько штук?
– Тридцать три червонца.
– Где остальные монеты?
– Зубы жене делали, я одному зубному технику отдал…
– У зубного техника фамилия не Раскин, случайно?
– Если вы все знаете, зачем спрашиваете?
– Надеюсь, вы понимаете, отпираться бесполезно, поэтому жду подробного рассказа.
Беспалов встал, направил единственную включенную лампу в глаза Рыжикову и подал знак человеку, сидящему за столом в углу. Как только испуганный Фима начал говорить, человек без лица застучал на пишущей машинке. Задержанный рассказал как на духу про поездки в Кишинев, о том, как впервые встретился с антикваром, что экономил на командировочных расходах и выкраивал на покупку золотых монет для протезирования. Единственное, что утаил, это ежемесячные таинственные появления денег в кошельке.
В это же время в другом кабинете на допросе молчал Раскин, он же Броутман, наученный горьким опытом, что чистосердечное признание лишь усугубляет вину и добавляет срок. Ни хороший, ни плохой следователь не добились от бедняги хоть какого-нибудь результата, ибо к бранным словам и пыткам Рудик привык, отбывая десятилетний срок в далекой сибирской колонии.
26
Ранним утром Марк Наумович искупался в обжигающе холодном Балтийском море, присел на гладкий бело-желтый песок и закурил, наблюдая за одинокой фигурой, плывущей к берегу где-то там вдалеке. В накатывающихся темно-синих волнах с белыми барашками голова то исчезала, то появлялась вновь. Вдруг яркие лучи солнца осветили водную стихию, а человек исчез. Какое-то время Бородин с тревогой вглядывался в морскую даль, но, толком так никого и не заметив, бросился спасать тонущего пловца. Мигом доплыл до места, где голова человека появлялась в последний раз, несколько раз нырнул в прозрачную воду и, наконец, заметил ниспадающую сгорбленную, ослабленную фигуру немолодого мужчины. Схватил за волосы и потащил к пустынному берегу, чтобы там, на песке, заставить утопленника вернуться к жизни. Марк с детства помнил нехитрые упражнения «рот в рот», так что ему понадобилось всего несколько минут усердных движений, чтобы из легких бедняги выплеснулся поток воды, и он начал дышать. На большеглазом лице седовласого человека появилась вымученная улыбка.
– Спаситель мой, спасибо вам, любезный…
– Да не за что, – присел рядом Марк, – как-то вы далеко заплываете, беспечно для своего возраста, милейший…
– Думал, не доплыву, так и не доплыл… Разрешите представиться, Давид Зиновьевич Гольдман собственной персоной!
– А я – Марк Наумович! Как вы себя чувствуете?
– Для живого утопленника вполне сносно, – старик тяжело вздохнул и замолчал. Прищурившиеся глаза и легкое дрожание ноздрей выдали волнение.
– Ради такого повода, по случаю удачного спасения, предлагаю пропустить стаканчик! – приподнялся Гольдман.
– Прямо с раннего утра? И часто это с вами?
– Никогда прежде. Но все когда-нибудь бывает впервые. Как и мое второе рождение, так что, Марк Наумович, прошу пройти в одно местечко, вам непременно понравится!
Старик разлил вино по стаканам, не дожидаясь тоста за здравие, чокнулся со случайным собутыльником и выпил залпом. Тут же налил второй стакан.
– Чем занимаетесь, Марк Наумович?
– Руковожу предприятием в одном белорусском городке.
– Ну раз руководите, значит, – коммунист. А я – пенсионер, презирающий уродливую коммунистическую идею, которая превратила людей в мелких муравьев.
– Что вы такое говорите, Давид Зиновьевич!
– Да-да, я презираю идею коммунистического равенства как идею низкого равенства, которая поощряет невежество, тупость и самодовольство, тем самым создавая новую разновидность homo sapiens.
– Разве можно такие вещи говорить? Вы не боитесь, что вас посадят?
– Ну посадят, и что? В тюрьме тоже люди живут. И порой они более свободны, чем те притворные и приторные муравьи, которые снуют туда-сюда и орут о полном равенстве на страницах вашей газеты «Правда».
– Честно говоря, я не читаю советских газет… Но что вас подвигло на такие… запретные мысли?
– Долгая жизнь старого еврея. Вот вы, много ли работаете?
– Да, каюсь, много…
– Неужели вы не желали получить истинное вознаграждение за свой труд? Не в почетных грамотах и прочих званиях, а, так сказать, по заслугам? Вам же в лучшем случае премию выпишут на сто рублей больше!
– Звание Героя Социалистического Труда должны вот-вот присвоить.
– И что, это по заслугам? Это звание вы внукам оставите в наследство?
– Внуки пускай сами авторитет зарабатывают… У вас что-то отняли? Откуда такая злость к Советам?
– Дело не в том, что у меня или у моей семьи отняли имения, дома, золото, недостаточно искусно спрятанное в клозете. Дело в том, что у меня отняли идею… частной собственности на землю. Чтобы мне хотелось работать и совершать грандиозные проекты не во имя мертворожденной идеи, а во имя закона собственной совести. Как работали наши деды до революции? На совесть! И только совесть могла подсказать, что не так, никакая цензура им не ставила преграды…
– А я думаю, что надо просто не лезть туда, куда не просят, и будет вам и почет, и уважение.
– И однажды придет день, когда у вас все отнимут и раздавят, как маленького муравья…
Распрощавшись с чудным стариком, Марк Наумович долго размышлял о том, о чем вслух всегда боялся говорить. Так ли свободен он в своих мечтах? Неужто нужно дожить до пенсионного возраста, чтобы начать рьяно и смело разглагольствовать на подобные запретные темы? Неужто за антисоветские разговоры даже пенсионера могут посадить в психушку и объявить душевнобольным? Впрочем, назавтра эти грустные мысли улетучились…
Великолепно отдохнув несколько дней на балтийском взморье, Марк Наумович перед отъездом заглянул попрощаться с фронтовым другом Отто Райнисом.
– Спасибо, дружище, за прекрасный прием! Теперь мои коллеги приедут за рыбой, уж не подведи со сроками.
– Не волнуйся, Марк, все отпущу в лучшем виде.
Водитель завел «Волгу» и покатил по добротным эстонским дорогам, то и дело останавливаясь по просьбе Наумыча, дабы запечатлеть на фото необычайно красивые дома с ухоженными приусадебными участками, сельские маленькие магазинчики да современные придорожные рестораны. Глядя на эту красоту, Марк вспоминал слова спасенного им старого еврея… И все-таки не прав был озлобленный старик, утверждавший, что ничтожно малая полученная премия или присвоенное звание никак не отражают приложенный человеческий труд… Бородин готовился к вручению высокой награды, и мысль эта окрыляла и как никогда вдохновляла на дальнейшую реализацию еще более успешных проектов.
27
Утром следующего дня начальник оперативно-следственной группы Беспалов собрал коллег районного отдела госбезопасности для выработки стратегии и тактики в дальнейшем расследовании. Разумеется, накануне он не поверил в сказки Рыжикова об экономии командировочных расходов для протезирования зубов его семейства.
Зоркий взгляд отличал молодого рьяного