— Ты нарушаешь приказ короля! — выдохнул Авдий.

— Я знаю. Да будет так.

— Ты совсем обезумел?

— Нет. Я иду за Рианором, которого ты похоронил. Ты видел её силу. Думаешь, мы должны оставить её и забыть о ней?

Авдий с презрением хмыкнул и ответил:

— Тебя влечёт совсем не её сила.

— Да, ты прав, старина. Эта та девушка, которую я не отдам никому. Ни принцу, ни смерти, ни Кунабуле. Все вы справитесь без меня. А я без неё как без воздуха. Возможно, и тебя, и моего отца, и короля вывернет наизнанку от этих слов. Но наконец-то я понял, чего хочу от этой жизни. А ты взгляни на ситуацию из практических соображений: я найду самого сильного из Рианоров. Лорен тоже силён, но его дар другой.

— Тебя отправили в Кунабулу защищать принца!

— Меня отправили в Кунабулу внимательно следить за Рианорами, — зло возразил Гаральд. — Принц — только предлог. Вместе с тобой я должен доносить отцу и королю обо всём, что происходит с ними в пути и на что они способны. Не удивлюсь, если тебе было поручено убить их обоих. Или одного из них, если окажется, что они слишком сильны.

Авдий не то позеленел, не то побагровел.

— Да как ты смеешь?!

— Что, я оказался прав? — Гаральд невесело рассмеялся. — Разумеется. Не просто так их отправили в Кунабулу. Если уничтожат врага, молодцы. Их задача будет выполнена, больше они государству без надобности. Слушай сюда, мой дорогой друг Авдий. Я убью любого, кто попытается причинить вред одному или другому.

— Измена! — Авдий Веррес аж прошипел. — Ты угрожаешь мне, посланнику короля!

— Нет, это не измена и не угроза, предупреждение, — ответил Гаральд Алистер со вздохом, встал со стула и направился к выходу. — Бросить члена отряда в Куре, отказавшись от его дальнейших поисков, — вот, что измена. И я собираюсь это исправить. А напоследок посоветую отправить принца с принцессой обратно в Кеос. Они в Кунабуле не нужны.

С этими словами атийский агент вышел из комнаты, забрав плащ и заплечную сумку. До рассвета он покинул Мернхольд.

Узнав о поступке Гаральда несколькими часами позже, принц Арнил затопал ногами и начал швыряться всем, чем попало.

— Да как он мог?! — орал тот, гремя на всю гостиницу. — Я тоже должен был поехать с ним! Он даже не поставил меня в известность!

Лорен стоял у входа в комнату принца со сложенными на груди руками и безразлично наблюдал за истерикой Арнила.

— Гаральд вернёт её тебе, не шумите, — задумчиво бормотал Буливид Торкьель.

— Вернёт, да только не принцу, — хмыкнул Хельс, озадаченно почёсывая макушку. — Ай да Гаральд! Ай да тихушник!

Лорен молча вернулся в свою комнату досыпать.

Во сне он видел Акме. Она стояла на краю мира. В пропасти за её спиною плескалась тьма, безжизненная, полная горечи и страданий; сестра взирала на Лорена пустыми, словно вечность, выжженными глазницами. Лицо её, бледное, стёртое мукой и забвением, зияло без выражения, словно дыра. Черные волосы слились с тьмою и обнимали ее страшным саваном, гладили лицо и тело, окутанное траурным полотном. Руки, по локоть обугленные и сухие, висели по бокам, будто мёртвые ветви. И веяло от неё гнилью, затхлостью и чуждой пустотой.

Зловещий образ Акме стискивал Лорену душу. Он звал её, тихо, умоляюще, ласково, но Акме продолжала молча смотреть на него, будто не видела, не слышала его и не узнавала. И рассыпалась она, будто древнее строение под натиском ветра, солнца и времени, и уходила в небытие. И лишь на самом краю пропасти, когда следующий шаг должен был стать падением, из выжженных глазниц её по белому безжизненному лицу текли хрустальные слезы, выжигая на коже глубокие рубцы. Тут она покачнулась, и Лорен бросился к ней, но проснулся прежде, чем успел коснуться.

Проснулся он в холодном поту и со слезами на щеках. Свесив ноги c кровати и сев, Лорен сжал голову обеими руками, беззвучно рыдая и думая: «Тебя жгли, тебя пытали! За что же тебе это, девочка моя!»

Лорен накинул на себя рубаху и на ватных ногах спустился вниз. Там, в обществе еще одного незадачливого постояльца, целитель провел около часа, после же безутешной тенью отправился бродить по городу.

Ему все казалось траурным. Цветы на домах, это раннее утро, его промозглость, туман, — во всем слышал он отголоски церковного хора, и сердце его разламывалась на части. Слезы Акме всегда были его слезами, боль ее — его болью, ее гибель стала гибелью его сердца. С низко надвинутым на голову капюшоном молодой целитель казался разбойником или призраком, который не в силах отыскать ни покоя, ни утешения после своей смерти. Одинокие горожане, неожиданно сталкивавшиеся с ним в переулках, в ужасе отскакивали, а Лорен не замечал их и безутешно брёл дальше, не ведая, куда идёт. Рассветная тишь все ещё красила улицы серебристыми всполохами безмолвия и бриллиантовой россыпью тумана, пронизанного волнами рубеллита.

Акме не тянула к нему рук во сне, не звала его. Она просто стояла и плакала, будто зная, что никто более не мог ничего исправить. Она не цеплялась в отчаянии за бытие. Она смиренно уходила из него, обращая лицо своё туда, откуда не было возвращения.

«Не уберёг…» — неустанно повторял Лорен, зная, что за всю жизнь не замолит своей вины ни перед дядей, ни перед нею, ни перед собою.

Он провёл в церкви почти до полудня, стоя на коленях. Он молил Бога повернуть время вспять. Он плакал, как безутешный ребёнок, как человек, лишившийся всего.

Из церкви он вышел только тогда, когда город проснулся окончательно. Тьма капюшона более не скрывала его бледного измождённого лица, с чёрными мешками под чёрными глазами.

Лорен долго думал о том, как быть дальше. Впереди оставалось самое тяжёлое и самое трудное. Быть может, впереди его ждала смерть. Ему хотелось сгинуть в недрах той страшной земли и непременно потянуть её за собою. Для этого ему следовало обезопасить тех, кто не должен был здесь находиться.

Принцессу Плио. И раненого Элая.

Он не мог не признать, что принцесса была дорога его сердцу, но в глазах всех её родных и даже в собственных глазах он видел себя последним мужчиной, который мог бы составить её счастье. Он понимал, за кем она отправилась в Кунабулу, и это мучило его. Ещё более мучила его мысль о том, что будет с нею в Кунабуле. Он