— Если она погибнет, это будет не её делом, а нашей виной. Твоей и моей.

Развернувшись, Лорен вылетел на улицу, не пожелав спутнику приятного дня.

Остаток дня был суматошен и забит. Путники закупили провизию, коней вычистили, переподковали, одного коня нашли Элаю взамен погибшего.

После разговора Лорен видел Плио лишь однажды, когда та, шурша юбками, бледная и печальная, выходила на залитую сиянием улицу в сопровождении принца.

«Связать тебя, что ли? — негодующе думал тот, поднимаясь к себе. — Поможет ли это? Глупая… глупая!..»

С ужасом ожидая ночи, страшась вновь увидеть горе сестры, Лорен остаток вечера провёл, в одиночестве бродя по городу. Жара спала, и солнце, с днём прощаясь, по небосводу разливало нежные краски из своей драгоценной палитры. В гелиодоровом мареве плескался шёлк разноцветных волн: от насыщенного рубина до сердолика и кварца, от меди до янтаря, от янтаря до золота. Всё это многоцветное великолепие светящимся потоком лилось на крыши и в окна, сверкало в воде, и в глазах горожан, преломляясь, превращалось в россыпь радужных бриллиантов.

Аметистовая нега вальсировала на ветру, приводя душу в движение, одиноких наполняя покоем и лёгкой грустью, влюблённых переполняя нежностью. Лепестки праздничных цветов кружились по городу, придавая ему волшебство очарования. И невозможно вспомнить было, что этому лазуритовому трепету суждено было вскоре разорваться о кровавые сапоги марширующих армий.

Лорен прощался с Мернхольдом. Наполнялись горожанами кабаки, площади, доносилась весёлая музыка. Мернхольд, несмотря на многолюдность, тесноту, суетность, был чудесен. Чудесен летом, во тьме, в сиянии тёплого заката, в благоухании трав и цветов; в шуме увеселений. Уличные факелы казались ему множеством улыбчивых солнц, ибо человеку, который пришёл из тьмы, которому предстояло во тьму вернуться и, возможно, в ней же сгинуть, не могло казаться иначе. Он, подобно сестре его во сне, оброс чернотою, но золотые лучи все ещё грели отблески его погибающей души.

Но, когда он вошёл в «Кереи», собираясь лечь, чтобы выспаться перед походом, он заглянул в столовую и, к своему изумлению, обнаружил там всех своих спутников, большой и притихшей компанией смущавших развесёлых и шумных постояльцев. Перед каждым из них стояло по чаше вина, но никто к ней не притронулся.

— Явился, наконец-то! — воскликнул Хельс, завидев Лорена, басом своим прерывая густой шум в помещении. — Я уж перепугался, что ждать тебя придётся до рассвета.

— Я думал, что все вы давно спите в своих постелях, — пробормотал целитель, приближаясь.

— Не надо думать, надо знать, — буркнул Кицвилан, бледный, мрачный указал ему на свободный стул рядом с собою.

Плио медленно подняла на него свет своих глаз, но опустила, так взглядами с целителем и не повстречавшись.

— Где же ты шлялся, дорогой мой друг? — добродушно поинтересовался Арнил, и по тону его Лорен понял, что Плио ему ни о чем не рассказала. — На тебе лица нет.

— Мернхольд прекрасен, — последовал ответ. — С ним трудно расставаться.

— Оставь свою кибельмидскую больницу и переезжай сюда, — посоветовал Хельс. — Целителям везде рады.

— Надо выпить за здоровье перед великим делом, — тихо проговорил Буливид, не поднимая своего доброго косматого лица. — Едва ли ещё удастся собраться нам вместе и отведать вина. Кто-то может в Кеос не вернуться, а после мы можем не встретиться: дела, заботы… Так посидим же вместе недолго и пожелаем друг другу счастливого пути.

Лорен, глубоко вздохнув, со стуком поставил чашу, и все с опаскою воззрились на него.

Собравшись с духом, он поднял чашу и тихо, но отчётливо произнёс:

— Сил нам и мужества. За победу, всеми нами выстроенную!

— За победу! — грянула воодушевлённо столовая постоялого двора «Кереи», и с тех пор, до самого исхода войны, чаши свои в этом городе поднимали лишь за победу.

Отряд огибал безбрежное озеро Нириания, а с севера нависали над ними лесом поросшие подножия заоблачных гор с кружевом покрытыми плечами. Одинокие домишки терялись среди малахитовых елей, ёжась под защитою крутых стен. Заснеженная крепость мернхольдских скал отражалась в серебристой глади озера, будто в зеркале, и путникам казалось, что кони их не скачут, а плывут в золотом мареве, задевая копытами лазурную твердь небосвода. Противоположный берег нельзя было разглядеть даже в такую ясную погоду.

Спустя три дня путь им преградила быстроногая река Аштери, берущая начало своё в неведомых землях за пределами Архея с севера. Шумные воды её озаряли последние всполохи заката.

— Отдохнём, а реку пересечём утром, — распорядился Авдий, и все начали располагаться на ночлег на берегу, поросшем лесом.

Среди путников чувствовался какой-то странный подъём, куда более ярый, нежели в самом начале. Оценившие силы свои, немного отдохнувшие, со многим смирившиеся, они начали привыкать и даже улыбаться. Все, кроме Лорена. С тех пор, как они выехали из Мернхольда, он постоянно крутил головой по сторонам, глубоко в душе надеясь, что увидит Гаральда, а рядом с ним — Акме. Но герцогского агента и след простыл.

Отужинав, все расстелили пледы свои вокруг костра и принялись за беседы, попивая кто вино, кто травяной чай.

Ночью Аштери успокоилась и словно задремала под навесом ясной ночи, убаюкивая глубоким полым журчанием. Лорен одиноко стоял на берегу, наблюдая, как вода пытается достать до мысков его сапог. Он вдыхал ароматы ночи и мрачно смотрел в черноту впереди, пытаясь разглядеть противоположный берег, где черной грядою росли скалы Эрешкигаль, где ядовитым полотном раскинулась Кунабула, от которой целителя отделяло лишь устье реки. Завтра утром они ступят на её территорию, и отныне не будет возврата.

«На границе жизни и смерти», — подумалось ему.

Ещё он думал о том, что ни Плио, ни Элая, ни, тем более, Арнила не удалось оставить в Мернхольде. Девушка не разговаривала с ним и все своё время проводила с Элаем, который с вызовом глядел на целителя, будто говоря каждый раз: «Сам виноват».

«Хотя бы теперь будет держаться от меня подальше», — думал Лорен, но легче ему от этого не становилось.

— Лорен! — услышал он тихий оклик Плио. Он обернулся медленно и небрежно, и увиденное заставило его позабыть обо всем.

Принцесса бежала к нему стремительнее всех ветров, обнажив длинный тонкий меч. Остальные путники запоздало закричали и кинулись за нею, но были слишком далеко.

А в стороне двигалась тьма.

Далёкие отблески от костра осветили похожее на медведя создание с черной всклокоченной шерстью, раскачивающееся из стороны в сторону, низко пригнувшееся к земле, не сводившее ярко-красных глаз своих с целителя. Грациознее кошки подкрадывалось оно к жертве, глухо рыча и клацая зубами.

Демону могло потребоваться не более четырёх прыжков, чтобы настичь сначала