Шрифт:
Закладка:
«Меч тут не поможет», — мелькнуло в его голове, и отчаяние наполнило его.
По жилам потёк огонь. Лорен не знал, сколь могущественной была его сила, но с ладонью, объятой белым пламенем, одновременно с демоном кинулся он к Плио, оттолкнул её и выставил перед собой распахнутую и сверкающую ладонь.
Демон отскочил, застыв перед своим противником и нападать не смея. Рык, полный разочарования и лютой ярости, потряс ночь. Тварь рвалась к Лорену, но вновь отступала, страшась ладони его, не в силах прорвать оборону.
Пламя целителя вырвалось из его ладони и лавиной полетело к демону, опрокинув его на спину, но не испепелив. Стрелы Элая и меч Авдия пронзили врага, и он повалился на землю, замерев.
— Уже началось, а мы ещё границу не пересекли! — воскликнул Хельс, наклоняясь над демоном и рассматривая его застывшие глаза. — Ох, и вонюч же ты, парень…
Лорен обернулся к Плио, убедился, что та невредима и прошипел:
— Если ты ещё раз попытаешься помочь мне подобным образом, я собственноручно убью тебя!
— Я никогда больше не буду помогать тебе, я беспокоюсь за других! — гневно парировала та, фыркнула и направилась к костру.
— Он мог быть не один, — заметил Авдий. — Снимаемся и уходим на север подальше отсюда! Здесь ночевать опасно!
Остальные безропотно отправились сворачивать лагерь.
Глава 5. Зараколахонская пленница
Счет времени был безнадежно утерян. Акме вновь повисла над бушующею пустотой безбрежных морей, меж сном и явью. На далёком горизонте сизой вечностью висели тучи, а ветер с невообразимой злобою бился об уступ, на краю которого сидела девушка, свесив босые ноги. На выступе она была одинока, и её неодолимо тянуло вниз, к неутомимым водам да острым скалам. Ей казалось, что ничего иного не оставалось, — ей следовало скользнуть вниз.
Она медленно раскачивалась, наклоняясь все ниже. С пугающим безразличием наблюдала она за собой, будто со стороны. Ждала солнца, но его поглотила темь, она хотела взглянуть на приветливую лазурь небес, но увидела лишь грубую отстранённость туч.
И тогда, когда она решила прыгнуть в волны и уплыть за вечностью, неведомая сила потянула обратно. Будто издалека услышала она смутно знакомые голоса. Словно явились они из иной жизни, из иных веков.
На следующий день после знакомства с саардцами Акме почувствовала себя плохо. Её мучила боль во всём теле и всепоглощающая слабость. К вечеру жар усилился, а утром она и вовсе не смогла подняться на ноги.
Саардцы завернули её в плащ, посадили перед коренастым и могучим добряком Катайром с наружностью головореза. В седле его коня и под одеждой было понапихано оружия столько, сколько едва ли мог унести простой смертный.
Всю дорогу боявшаяся его Августа громко расплакалась, когда увидела свою Сестрицу в его руках. Катайр же, отчаянно пытавшийся отказаться от порученного дела, с великим смятением глядел на свою чуть живую подопечную, не представляя, как прикоснуться к ней, как удобно и безболезненно усадить её.
— По-моему, они не жильцы? — из тумана слышала Акме, попеременно проваливавшаяся в мучительное забытье. — Еще три дня пути.
— Да кто ж их знает?.. напичкаем их запасами наших снадобий. А там как получится… Уж до Мирослава хотелось бы подарочек довезти.
— Подарочек-то потрёпанный. Боюсь, Мирославу придётся не по вкусу.
— Кто-нибудь себе возьмёт её. Меня удивил Сатаро. Он бежал от нас. Девка как будто бы красуня. Оправится от Кура да Коцита, так похорошеет!
— Все видели, что она вытворяла в Куре. Уж Мирослав любит интересные штучки. А эта — самая интересная.
— Ведьма… Сжечь её да дело с концом, пока бед она не натворила.
В разговор ледяным тоном вмешался Цере, предводитель, тем самым оборвав разговор:
— Отвезём их к Мирославу, а он пусть сам решает, что делать с ними. За самосуд я перережу вас самолично.
— Августа… — в страшной дрёме постанывала девушка.
— Здесь она, здесь… — пробормотал Катайр. — Ты спи…
— Лорен?.. Гаральд?..
— Нет здесь ни Лоренов, ни Гаральдов… Теперь мы с тобой…
— Лорен! — выдохнула Акме, слабо пытаясь высвободиться.
— Кто такой этот Лорен? — бросил один из саардцев Августе, но та безутешно рыдала без остановки и ничего не отвечала.
— Может, кто-нибудь из её спутников, погибших в Коците?..
— Ты его ещё встретишь, несчастная девонька… — грустно шептал Катайр. — Встретишь…
По утрам Акме приходила в себя, но по распоряжению Цере Августу к ней не подпускали, чтобы ребенок не заразился. Но порою Августа так плакала, что он холодно отворачивался, и девочка стремглав бежала к Акме, будто к родной матери, бросалась к ней на грудь и сидела, в неё уткнувшись, не поднимая головы. Акме же гладила её по волосам слабой рукой, тяжело дыша.
Сатаро очнулся лишь однажды. Он открыл глаза и первое, что сделал, — выругался, узнав своих.
— Ну здравствуй, дорогой друг! — фыркнул один из них. — Мы тебя уже похоронили!
— Ну уж нет… — пробубнил он, обвел всех тяжелым взглядом, и вновь погрузился в свой жар.
Мысли же девушки расплывались, будто листья на воде, встревоженные сильным ветром. Сквозь недомогание она вспоминала дядю, Орн, места, где играла девочкой, брата, давно погибших родителей. Вся та жизнь казалась ей безвозвратно ушедшей и столь далекой, будто прожитой десятки лет назад. И чудилась она себе безнадёжно затерянной. Со всей отчётливостью видела она перед собой Гаральда, протягивающего ей сильную руку. Но, будучи вне себя от радости и облегчения, едва она тянулась к руке этой, чтобы подняться, рука растворялась туманом в утренней дымке и оборачивалась пустотой. Рядом была лишь одинокая и беспомощная Августа, взиравшая на Акме своими огромными чистыми глазами, будто на божество, и поверженный великан Сатаро.
По ночам вновь непроходимым лесом вставали перед нею коцитцы, и кровь капала с их губ и подбородков. В руках держали они страшные секиры да палицы, угрожающе ими покачивая. А среди толпы их виднелись высокие столбы с сожжёнными, на смерть замученными, изуродованными. Тогда Акме принималась кричать. Громко, пронзительно, с нотами первобытного ужаса в хриплом голосе. «Не хочу обратно в Кур! — отчаянно надрывалась она. — Лорен, сжалься! Не отдавай меня им! Аштариат! Аштариат! Аштариат!..»
Переполошившиеся от криков зараколахонцы лишь спросонья разводили руками. Слишком сильно лихорадка завладела ею. Безбожно рвала она душу её, терзала тело.
И видела Акме размытый силуэт аваларской Провидицы, и вновь слышала неземной голос её, столь же глубокий и таинственный, будто сотворение мира.
«Ты и теперь оставишь меня?» — слабо шептала Акме, настороженно разглядывая её
