Лучше всего этот рассказ о хождении Иисуса по морю оценил Лука: он опустил его, потому что считал, что уже передал читателям все самое важное в рассказе об усмирении бури. Это очень верно, так как идея в обоих рассказах одна и та же: Господь приходит на помощь Своим, когда они борются с бурями этой жизни. Однако Марк сформировал эту точку зрения именно здесь, в этом месте, поскольку считал уместным, что Господь, обеспечив Моисея чудесной пищей, должен был сразу же после этого стать равным, даже превосходящим подателя пищи, заставив море почувствовать Его превосходство еще более чудесным образом.

§ 64. Божественная заповедь и прорицания людей

И снова образ жизни учеников — то обстоятельство, что они не омывали руки перед столом, — должно быть, дало повод фарисеям и книжникам напасть на Самого Иисуса. «Почему ученики Твои преступают предание старцев?» — этими словами они возлагают на Учителя ответственность за поведение его учеников. Иисус же спрашивает их, почему они сами преступают заповедь Божию ради предания старцев, и показывает им на примере, как они подчинили благословенные обязанности требованиям иерархии. Они видят лицемеров, о которых пророчествовал Исаия, говоря: «Народ сей приближается ко Мне устами своими и устами чтит Меня, но сердце его далеко отстоит от Меня; тщетно служат Мне, уча учениям, которые суть не что иное, как заповеди человеческие. И, призвав к себе народ, сказал им: не то, что входит в уста, оскверняет человека, но то, что выходит из уст, оскверняет человека.

Тогда ученики Его пришли к Нему и сказали: знаешь ли, что фарисеи разгневались, услышав слово сие? Он же сказал им в ответ: всякое растение, которое Отец Мой Небесный не насадил, искоренится. Оставьте их: они слепые поводыри слепых, а если один слепой ведет другого, то оба упадут в яму. Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: истолкуй нам притчу сию. Иисус дает толкование, рассказывая, что все, что входит в рот, идет в живот и выходит в прямую кишку. Но то, что выходит из уст, продолжает Он, выходит из сердца, и это оскверняет человека. Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, блуд, воровство, лжесвидетельство, богохульство. Но еда немытыми руками не оскверняет человека.

Нетрудно растворить этот отчет до такой степени, что содержащиеся в нем посторонние и мешающие элементы отделятся от него, и в результате этого химического процесса первоначальный отчет предстанет в своем истинном виде.

Когда ученикам, ст. 12, нечего сказать Господу, кроме того, что фарисеи разгневались на слово — неизвестно, на какое слово: о традиции или о том, что действительно оскверняет человека, — они настолько знакомы с меньшим изречением об истинном осквернении, что их интересует только то, какое впечатление оно произвело на оппонентов. Тем самым они показывают, что сами поняли это изречение. Этому, однако, противоречит то, что Петр после этого просит Господа: «Истолкуй нам эту» притчу. Но какую? Эту? Непосредственно перед ней было изречение о слепом поводыре, еще дальше — изречение о растении, которое Отец Небесный не посадил: значит, «эта» притча должна быть одним из этих двух изречений, и все же это изречение о том, что входит и выходит из уст? Конечно, говорит Фрицше, ибо, несомненно, следует отметить, что эта притча все еще занимала Петра внутренне и что она вообще является самой важной в контексте. Но откуда у Фрицше такая точная информация о том, что происходило в этот момент внутри Петра, и действительно ли из-за этого два изречения, мимо которых без лишних слов прошел вопрос Петра, оказались столь несущественными? Как, наконец, Петр, если он хочет ответить, может поставить вопрос о значении того изречения, которое давно уже было отодвинуто, после того как произошло новое взаимодействие, и Иисус продолжил этот новый поворот интереса и разговора, т. е. еще больше отклонился от этого изречения? Между изречением об осквернении и вопросом о его смысле не должно было произойти ничего нового. Так и в писании Марка: там Иисус, разогнав фарисеев, созывает народ, рассказывает, что на самом деле оскверняет человека, а теперь, когда он ушел и пришел домой, «ученики» — не Петр — спрашивают его о смысле притчи. Матфей не только нарушил связь, но и полностью растворил ее: изречение о слепом поводыре он заимствовал у Луки, а изречение о растении сформировал только в этот момент.

Мы не хотим заострять внимание на том, что у Марка гораздо лучше проработано объяснение изречения, которое хотели истолковать ученики, — противопоставление того, что входит в человека «извне» и даже не проникает в сердце, и того, что поднимается из сердца «изнутри», проведено чисто и резко, не говоря уже о том, что обработка пищи, которая в итоге попадает в желудок и прямую кишку, называется ее очищением, но в этом Матфей проявил необычайную осторожность: в конце речи, когда говорится о том, что оскверняет человека, он заставляет Господа сказать: «Но есть неумытыми руками не оскверняет человека». Матфей хотел еще раз сослаться на повод, но ошибочно и к большому ущербу для изречения о том, что действительно оскверняет человека, которое выходит далеко за рамки ограниченного повода и перечеркивает не только традицию фарисеев, но и вообще пищевое прочтение ВЗ Если ничто, входящее в рот, не оскверняет человека, и, следовательно, благословенные правила Ветхого Завета больше не действуют, то зачем нужно замечание о том, что омовение рук перед едой не является необходимым для чистоты человека? Это замечание не только излишне, но и нарушает и даже уничтожает весь смысл предыдущего аргумента.

Оригинальный отчет, наконец, полностью восстанавливается, когда мы извлекаем рассуждения Иисуса против фарисеев из той структуры, которую придал им Матфей, и возвращаем их в истинный порядок. Матфей выразил частное, что противники, как видно из их теории о клятвах, опрокинули сосуд ради традиции, — к общему, что Исаия верно пророчествовал о них. Марк же изложил иначе, и мы находим у него первоначальные рассуждения, когда он переходит от общего к частному, и с заключительными словами: «и подобным образом вы поступаете во многих других случаях», чтобы показать, что еще предстоит перечислить множество частных случаев, а упомянутый должен рассматриваться только как пример. Более того, «слова: «Вы, лицемеры, о вас Исайя пророчествовал совершенно верно» и т. д. гораздо более уместны, если они еще оставляют возможность гадать, насколько они верны? и переходят от них к конкретному, чем если они следуют после того, как дано конкретное доказательство». Вильке обратил