заглянуть в прошлое, рассказать о Крестителе, тем самым поведав о давно прошедшем событии, ведь Махаер, где был убит Иоанн, принадлежал в то время Арету, а Креститель уже давно был предан смерти. Когда бывшая жена Ирода узнала о замысле своего мужа только по тайным каналам и даже не смогла сообщить отцу, к которому она бежала, о фактическом браке Ирода, а только о его намерении отречься от нее, о чем еще не было известно. Кто еще имеет мужество заступиться за Марка?

Богослов, надеюсь, воздержится от всех «так и так», от всех: «это могло бы и это могло бы одновременно», словом, воздержится от всех лживых терзаний на будущее, если мы дадим ему для размышления следующее. Ирод сообщает о своем поражении императору в письме, и тот, придя в ярость, пишет Вителлию, правителю Сирии, чтобы тот сражался с Аретом до смерти. Вителлий повинуется, уходит со своими силами, но еще находится на марше, когда приходит известие о смерти Тиберия, о событии, перед которым Пилат был отозван из Иудеи.

Все части сообщения Марка распадаются. Марк даже не знает точно, кто был первым мужем Иродиады. Он называет его Филиппом, то есть тянется к более известному имени из двух, поскольку толком не понимал сути, беспристрастно приписывает ему, а именно, что Ирод, который был первым мужем Иродиады, остался для него неизвестным, поскольку он жил только как частное лицо.

Этот скандал, о котором он еще не знал, так как он произошел гораздо позже, был использован Марком для того, чтобы объяснить и привести к поимке и, наконец, к последнему концу Крестителя, и он использовал его для этой цели тем более, что это давало ему возможность создать образ фурии и образ Изабеллы. То, что Креститель был казнен в то время, когда в непосредственной близости, в тех же стенах, Ахав-Ирод веселился со своим двором и предавался воздуху, что танец, которым наслаждался мирской князь, привел к катастрофе, этот контраст мирского воздуха и страданий святого теперь тоже оказался свободным творением Марка.

Теперь об Илийских деяниях Иисуса!

§ 62. Чудесное кормление

1. Свидетельство Матфея

Согласно рассказу Матфея, Иисус дважды чудесным образом накормил народ. Но если Лука и четвертый евангелист знают только об одном кормлении, то за сообщение о двукратном умножении хлебов говорит самый благоприятный и достоверный документ — свидетельство самого Иисуса. Вскоре после второго кормления ученики забыли взять с собой хлеб в дорогу через озеро; когда Иисус сказал им: «Берегитесь закваски фарисейской и саддукейской», они сказали друг другу: «Мы не взяли с собою хлеба». Иисус отругал их и спросил, не помнят ли они, как Он накормил пятью хлебами пять тысяч человек и сколько корзин они наполнили оставшимися кусками? А разве они не помнят, как Он накормил семью хлебами четыре тысячи человек, и сколько корзин они наполнили остатками? Как же вы не видите, — заключил Иисус свое обличение, — что Я не говорил о хлебе, когда предупреждал вас остерегаться хлеба фарисеев и саддукеев? Тогда они увидели, что Он предостерегал их не от закваски хлеба, а от учения фарисеев и саддукеев.

Если предостережение Иисуса против закваски иудейских сект и напоминание о кормлении народа связаны между собой, а по мнению евангелиста, они действительно тесно связаны, то кормление народа должно пониматься образно. «Вывод, который Иисус хочет сделать из своих слов, — говорит Вайс, — только тогда будет правильным, только тогда, по крайней мере, будет прямо и непосредственно вытекать из предпосылок, если образное понимание, которого Иисус требует в выводе, уже содержится в предпосылках». Поэтому тот, кто ссылается на этот разговор, чтобы доказать, что Иисус действительно дважды чудесным образом накормил народ, опирается на свидетельство, которое скорее лишает его всякой возможности увидеть в евангельском рассказе описание двух реальных происшествий. Вспомните, — говорит Иисус, — как я описал вам питательную силу моего учения в образе телесного питания народа, и вы поймете, что я имею в виду под закваской фарисеев и саддукеев». Одним словом, оба рассказа о чудесном кормлении — это притчи, которые Иисус пересказал сам и для деталей которых использовал отдельные черты из ветхозаветных историй об Илии и Елисее. Лишь позднее это повествование было неправильно понято как повествование о телесном чуде, но оно получило свою форму и разработку в устах самого Христа, о чем свидетельствует и беседа, которая привела нас к правильному объяснению его происхождения.

Каким бы достоверным и необходимым ни казался вывод, который Вайс делает из беседы Иисуса о закваске фарисеев, он не только неверен, но и влечет за собой ряд несоответствий. Прежде всего, Иисус должен был бы изобразить идею питательной силы своего учения не только раз и навсегда в образе одного случая, но и дважды, а именно в виде двух случаев, что было бы очень вредно и нарушало бы цель. Ведь если притча всегда должна производить впечатление реального хода событий, а в конце самой притчи это впечатление должно быть отменено и вместо этого дана уверенность в том, что все это выражено образно и представляет высшие духовные отношения, то в конце не может возникнуть даже мнения о том, что это представление образное, если Иисус хотел выразить одну и ту же мысль в виде двух случаев из своей жизни. Но он не мог даже однажды описать таким образом питательную силу своего учения для учеников, поскольку притча никогда не может быть понята как притча, когда ее субъект сам произносит ее и предстает перед слушателями во плоти.

То, что следует из природы притчи, подтверждается и беседой Иисуса о закваске фарисеев. Ибо «вывод Иисуса идет не от простого переносного смысла предыдущего повествования к такому же смыслу последующего рассуждения, а от предыдущего доказательства того, насколько излишней была забота о хлебе насущном в близости Иисуса, к несоответствию понимания того, что он вообще говорил о нем». Иисус говорит, что ученики ошиблись, когда думали о телесном хлебе, когда Он предостерегал их от закваски фарисейской, но не только ошиблись в целом, но и оказались маловерными, поскольку должны были помнить, как Он умел давать хлеб, когда он был нужен.

Если теперь смысл этого отрывка не требует пояснений, то возникает трудность, которая, однако, очень удобна, так как упрощает дело критики. Предполагается, что два кормления — это исторические события, как и хотел бы Матфей, но непонятно, как во второй раз, когда Иисус жалеет народ за то,