на корабле через Генисаретское море на восточный берег. У него есть С. 13, 58 он забыл переписать примечание Марка о том, что Иисус покинул Назарет и занялся учением, и полагался на впечатление от рассказа, по которому каждый читатель должен убедиться, что Иисус больше не беспокоил неверующий город своим прекрасным присутствием: ибо он не мог включить в повествование промежуточный рассказ о миссионерском путешествии двенадцати и их возвращении к Иисусу, которого они нашли на его обычном месте жительства у озера, и должен был теперь, по возможности не давая читателям необходимой предварительной информации, скопировать рассказ о переходе через озеро у Марка.

Матфей также уже не знал, что в этом отрывке должен быть мотивирован и объяснен читателю Илийский характер последующих событий и тот отчет, который ученики позже передадут Господу о мнении народа. Ведь для того, чтобы читатель знал, на чем он остановился, Марк, сообщая о мнении Ирода об Иисусе как о воскресшем Крестителе, уже сразу указал, что иные принимают Его за Илию, иные за пророка; Матфей же приписывает ему только одно замечание, что Ирод считал Иисуса воскресшим Крестителем. Лука также изменил ситуацию: если Марк просто поставил рядом мнение Ирода и мнение народа, то он скорее объединил их, также сделал мнение Ирода о том, что Иисус был воскресшим Крестителем, мнением народа, а тетрарх смутился только тогда, когда услышал разные мнения об Иисусе. Но замечание Ирода в ст. 9: «Я обезглавил Иоанна, но кто этот человек, о котором я слышу это?», особенно, если не сообщается об обезглавливании бегущего, очень неуместно, так как, во-первых, только что было сказано, что Ирод смутился и не знал, что думать, а во-вторых, было очевидно, что Креститель ушел ранее или был отправлен к мертвым, если сложилось мнение, что он воскрес в Иисусе.

Еще одно изменение! Марк просто сообщает, что Ироду стало известно об Иисусе, репутация которого распространилась, и еще не пытается связать следующее сообщение о деяниях Илии, совершенных Иисусом, с этой запиской Ирода. Лука сообщает только об одном деянии Илии — чудесном кормлении, и ему нечем связать его с тем, что Ирод услышал об Иисусе; но поскольку он опускает сообщение об обезглавливании Крестителя, ему приходится восполнять пробел, и этим пробелом становится взятое из воздуха замечание, что Ирод хотел видеть Иисуса. Постепенно из этого замечания складывается новая история, и, возможно, когда он уже давно отпустил Иисуса по дороге в Иерусалим, т. е. за пределы территории Ирода, он догадывается рассказать, что некие фарисеи пришли к Господу и посоветовали ему уйти отсюда, потому что Ирод хочет убить его. Как Лука впоследствии еще больше раскручивает этот роман, а сам С. 23,8 ничего больше не знает об этом враждебном отношении Ирода, которое показалось бы нам смешным, если бы мы захотели спросить, почему Ирод вдруг так ожесточился против Иисуса, мы узнаем в свое время.

Матфей же изображает дело так, будто внимание Ирода было опасным, ибо, получив известие о тетрархе, Иисус удалился в уединение, считая целесообразным некоторое время избегать огласки. Что же побудило его к такому уединению? Весть, которую принесли ученики Крестителя о несчастливом конце жизни их Учителя, весть, которую он не мог принять в тот момент, так как она была перехвачена и присвоена критиками задолго до того, как успела дойти до Господа!

По словам Матфея, не только весть о смерти Крестителя заставила Иисуса скрыться, но и уверенность в кровожадном характере Ирода. Тиран, говорит евангелист С. 14, 5, всегда хотел убить Крестителя в темнице, но из страха перед народом, который считал его пророком, не решался это сделать. Поэтому, когда ученики бегуна принесли ему эту весть, разве у Иисуса не было оснований опасаться, что Ирод будет преследовать и его? Разве теперь он не знал, как относится к нему тиран и что ему следует остерегаться его, если он не хочет быть убитым раньше времени? Прекрасно! Возможно, Матфей и думал об этом, когда изобразил дело так, что Иисус, получив это известие, скрылся; но евангелист сам убедился, что этот красивый прагматизм рушится. Хотя он и говорит, что Ирод хотел убить Крестителя, он представляет дело так, что тиран лишь против своей воли был вынужден лишить пленника жизни. Клятва, которую он дал дочери Иродиады, и хитрость одной прекрасной женщины, которая, неизвестно почему, велела своей дочери потребовать у Ирода голову Крестителя, — только эти посторонние условия, выходящие за рамки его воли, побудили его обезглавить Крестителя, и он сам был опечален, когда увидел, что обманут в своей клятве. Странное, но легко объяснимое противоречие! Матфей перепутал субъекты, объекты и вербы, когда копировал и сокращал повествование Марка. Марк рассказывает, что Иродиада разгневалась на Крестителя за то, что он упрекнул ее брак с Иродом как невыносимый, и она хотела убить его, но не смогла. Ирод боялся Иоанна, зная, что он праведный и святой человек, и поэтому хорошо его охранял; кроме того, он во многом слушался его, получив его совет, и вообще любил его слушать. Однако при таких обстоятельствах вполне понятно, что Ирод опечалился, увидев, как его клятва, которой он поклялся против дочери Иродиады, стоила бегуну головы.

Эфемерная работа Матфея, выполненная под влиянием страха, теперь решена со всех сторон, и остается только один вопрос: поместил ли первоначальный евангелист здесь предположение об Ироде только для того, чтобы добавить примечание о том, что некоторые из людей считали Иисуса Илией, и таким образом ввести отрывок, сообщающий о деяниях Иисуса как Илии. На этот вопрос следует ответить отрицательно. Иначе зачем Марку так подробно описывать разное отношение Ирода и его жены к Крестителю? Как только мы ставим этот вопрос и позволяем рассказу подействовать на нас всеми своими средствами, загадка раскрывается. Как Ахав был спровоцирован кровожадной и озлобленной Изавелью на преследование пророков и пролитие невинной крови, так и сейчас, когда Господь совершает подвиг Илии, на заднем плане должны стоять новый Ахав и новая Изавель. Как Ахав в конце концов склонился перед пророком и послушался его слов, так и Ирод должен с готовностью внимать словам бегуна, в то время как Иродиада решительно ненавидит Божьего человека. Как во времена Ахава и Изабеллы пророки вынуждены были уединиться, а Илия бродил в праздности и мимолетности, так и Господь должен был отныне, когда внимание Ирода было обращено на Него, беспокойно бродить по пустыням, затем в Финикию, потом в район Кесарии Филипповой, и лишь на мгновение забрести в Капернаум, чтобы в конце концов