отправиться из центра своей прежней деятельности по пути смерти в Иерусалим. То, что внимание Ирода было привлечено к Иисусу, не выглядит угрозой, но если Креститель против своей воли и по собственной неосторожности стал жертвой непростительной ненависти своей жены, то не могла ли подобная участь постигнуть и того, кто казался ему воскресшим проповедником покаяния? Марк не объясняет уход Иисуса в пустыню тем, что внимание Ирода привлек чудотворец, просто потому, что он так широко рассказывал о конце Крестителя и теперь, прекрасно понимая, что тот вернулся в более раннее время, вынужден был искать другой мотив. Но вот что несомненно: Ирод и его жена действовали против Крестителя так же, как Ахав и Изабель против Илии, и они стоят как угрожающие фигуры на заднем плане, в то время как Иисус, воскресший Креститель, появляется как Илия, действует и бродит без дела. Марк еще довольствовался тем, что просто поставил эти фигуры рядом и полагался на то впечатление, которое они произведут на читателя, в то время как два его последователя, хотя они даже не поняли тенденции этого отрывка, пытались поместить появление Ирода, его отношение и уход Иисуса в более определенный контекст тем несчастным способом, который нам известен.

Марк называет его «царем» С. 6, 14 только потому, что хотел представить Ирода вторым Ахавом; двое других называют его «тетрархом», поскольку уже не знали, что означает этот титул.

Если проникновение в идеальный контекст этого отрывка будет очень опасным для теологических предпосылок его достоверности, то эта опасность выдаст себя во всей своей серьезности заранее, если она не останется чуждой даже для фрагмента повествования, уходящего еще дальше в прошлое. Мы имеем в виду рассказ о появлении Иисуса в Назарете.

§ 60. Иисус в Назарете

После рассказа о приеме Иисуса в Назарете Матфей сразу же рассказывает, как Ирод услышал об Иисусе, так как ему пришлось опустить рассказ о наставлении и отправке двенадцати, который Марк поместил между этими двумя частями.

До сих пор мы всегда видели, что секции, которые формировал Марк, были однородны внутри себя и содержали единую тенденцию, или, точнее, что Марк всегда проводил и развивал различные тенденции, интересы и ситуации в отдельных секциях. За пределами групп, которые отличались друг от друга как особые целостности, но были легко и вполне уместно связаны друг с другом, мы никогда не находили изолированных фигур, которые отделялись от групп и либо втягивались в движение целого, либо оказывались хрупкими против связи с одной группой. Теперь вдруг кажется, что все иначе. То, что ученики пошли, проповедовали покаяние и творили чудеса, еще можно, а точнее, нужно связать с последующим, ибо деятельность двенадцати должна в конце концов объяснить, как имя Иисуса становилось все более и более известным и в конце концов привлекло внимание Ирода; но как можно вписать в этот раздел отвержение Иисуса жителями Назарета в качестве однородного члена, определить, кажется, труднее. Однако нет ничего проще. Прежде чем Иисус отправится в Иерусалим, все узы, связывавшие Его с Галилеей, должны быть разорваны, условия, в которых Он до сих пор жил, должны быть поколеблены, а почва под Ним сделана небезопасной. Ахав, чьей слабостью воспользовалась его Изабелла, чтобы уничтожить Крестителя — нового Илию, вскоре должен был познакомиться с воскресшим Иоанном, а Иисус отныне должен был беззаботно скитаться по северным провинциям: как можно было подготовить эту катастрофу более основательно, чем самым тяжелым ударом, который мог нанести Иисус, а именно тем, что Он сам был отвергнут в своем родном городе? Если здесь, в Назарете, была решена его судьба и последнее убежище стало для него недоступным, то теперь он был Илией, который вынужден был скитаться бездомным и мог распространять свои благословения и доказывать свою ревность по истине только бегством. Это последнее испытание, этот тяжелейший удар должен был произойти в Назарете, родном городе, потому что Капернаум только время от времени принимал Господа во время Его путешествий, и этот удар, если бы он произошел здесь, не имел бы такого большого значения. Но и этот город отныне не должен видеть Господа, вместо него упоминается Вифсаида, а когда Господь действительно вновь посещает Капернаум незадолго до своего отъезда в Иерусалим, это происходит тихо, беззвучно, и прежняя жизнь, которая иначе пробуждалась с его приходом в город, замирает: Его не встречают толпы народа, не окружают дом, в который Он входит, никто не выходит из толпы, чтобы обратиться к Нему с просьбой: ничего подобного не происходит, ибо Господь теперь стал Илией, странником, которому нет места в каком-то городе, и которого люди могут встретить только в пустыне и на берегу озера, когда он вернется из своих странствий.

Короче говоря, Иисус должен был быть отвергнут в Назарете в силу тенденции, заложенной в следующем отрывке; рассказ о его злоключениях среди соотечественников возник здесь, где он вводит последующее изложение, а пословица о том, что пророк ничего не стоит на своей родине, послужила темой для его развития. Только здесь, в этом идеальном мире, только здесь, в этом конкретном контексте, сообщение имеет смысл, ценность и значение; в реальном же мире оно было бы совершенно бессмысленным, если бы маленькая точка, пусть даже родина пророка, не захотела признать его; Память, считавшая столь незначительное происшествие достойным сохранения, предание, донесшее столь незначительную историю до всеобщего слуха, — и то и другое должно было быть очень бедным, скудным и не знающим высших, более общих интересов.

Когда происхождение рассказа объяснено, можно без колебаний указать на противоречие, в котором повинен Марк, и предоставить его разрешение богослову. Когда Иисус, говорит Марк, явился и учил в синагоге Назарета в субботу, народ удивился и сказал: «Откуда это? И что это за мудрость, которая дана ему, и что за дела делает рука его?», т. е. они говорили как верующие христиане, и нам непонятно, как они теперь отказываются признать мудрость, которую они признавали таковой.

Лишь вскользь напомним о следующем изменении, которому подвергся рассказ Марка под рукой позднейших авторов. Марк лишь позволяет назарейцам воскликнуть: «Разве он не плотник, не сын Марии, не брат Иакова и т. д.? И разве его сестры не здесь с нами?». Марк еще не знал Иосифа и делает плотником самого Иисуса, возможно, на основании традиции. Лука просто заставляет народ спросить: «Не сын ли это Иосифа?». Матфей объединяет оба варианта и, обидевшись на то, что Иисус, как говорят, был плотником, заставляет народ спросить: «Не сын ли он плотника?