— Но ты сожалеешь, что не завел семью. И о своей жизни.

— Не думаю. Ты сожалеешь. Не я. Мне нравилась моя жизнь, честно. Я был один, но в вдохновляющем одиночестве. Без любви, но со страстью и свободой. Без моря, но со спокойствием. Кажется, я вижу парус, ма.

Лера подскочила. Парус! Парус! Затем взглянула на сына полными слез глазами.

— Беги, папа тебя ждет. Лодка там. — Богомир похлопал мать по плечу.

— Да? — На ее лице сменялись эмоции. — Наконец-то! — Со страхом. — Ты с нами?

— Нет, здесь уж вы одни. Меня всегда тошнило в море. Не понимаю, как его можно любить. Я — домой. — Он развернулся и медленно пошел к библиотеке. Лера побежала за лодкой. — Ты знаешь, мне нравилась эта тишина, — продолжал говорить он как бы уже для себя. — Нравилось, что я посвящал жизнь искусству, что через него я сам творил. — Лера вытащила лодку в воду. — И я бы не променял ее на эти паруса, ма. — Он обернулся с улыбкой, а затем побежал задом наперед к библиотеке. — Хотя в мыслях я постоянно твердил, что моя жизнь ужасна, я ненавидел ее лишь потому, что старался ради вашей мечты. Такой неясной для меня, мнимой, точно нереальной. — Богомир замер, глядя, как мама, уже ставшая точкой, плывет к кораблю отца. — И хотя некоторые вещи я могу понять. — Он посмотрел на вывеску: «Библиотека Авиафинов», и зашел внутрь. — Но другие я считал просто абсурдными. Графиня. — Богомир поклонился жене своего брата, подмигнул Миру, а, когда они прошли мимо, неловко рассмеялся. — Но пора перестать лукавить. Мне нравится творить. — Библиотеку наполняли люди, служанка поднесла кофе Богомиру, он отхлебнул. — Нравится флиртовать и выступать. — Зрители окружили Богомира, он кое-как от них отбился. — Нравится приводить книги в порядок. — Провел рукой по корешку. — Денег мне хватало, от людей я уставал. Даже одиночество меня не пугало, но затем… — Богомир зашел в тупик, начал медленно отступать. — …Я состарился, и вокруг меня никого не осталось, а сил, чтобы всё изменить, уже не было. И… — Он вздрогнул, заметив, как красные пряди промелькнули между книжными рядами, побежал в коридор за Диной, заметил ее в другом проходе. — …И только в самой жестокой лжи я твердил, что мне не нравится Дина в ее… — Девушка подкралась к Богомиру со спины. Он обернулся. Снова подперла его к стенке. — …Разрушительной… — Волосы Дины загорелись, она попыталась поцеловать Богомира. — …Демонической… — Желтые глаза стали змеиными, а сама Дина начала обращаться в дракона. — …И противоестественной страсти. — Богомир выскользнул из объятий чудовища. — И сейчас я бы хотел… — Он остановился. Мир вокруг плыл волнами. Богомир начал вспоминать, что всё это нереально, это лишь сон и нужно…

Богомир открыл глаза и увидел, что находится в большой стеклянной коробке. Жидкости в ней уже не было. Он нервно достал камень из кармана и ударил по стеклу над своими ногами. Один раз, второй, на третий оно дало трещину, с шестого раза раскололось.

Богомир дрожа вылез из коробки. Он находился уже не в Красном замке, а в пещере. Вокруг него рядами лежало много-много таких же бутылок с людьми. Богомир поднял осколок и положил его себе за пояс, затем стал искать друзей. Нашел.

— Миша!

Богомир камнем разбил бутылку друга, затем начал его трясти. Михаил всё не мог проснуться: он бредил в кошмаре, хмурился, и, чуть не рыдая, бубнил:

— Мы не любили друг друга. Это была ошибка, мы должны расстаться.

— Эй, эй, эй!

Михаил наконец пробудился, но только спустя пол минуты начал соображать. Мужчины пошли за Королевой. Проходили ряд за рядом, зал за залом, но ее нигде не было, как вдруг…

Ансельм. Юноша стоял в своем белом костюме и глядел на Принцессу в стеклянном гробу. Михаил и Богомир тихо начали красться к злодею. По дороге заметили и Королеву в бутылке.

— Ансельм! — вдруг позвал принца Богомир. Мальчик обернулся. В темном свете еще сильнее стал заметен неестественный отблеск от его глаза. — Ансельм, здравствуй.

— Добрый вечер, — сказал юноша и снова взглянул на Принцессу. — Правда, она красивая? Самое прекрасное создание, что я видел в жизни.

— Да, да… Ансельм. Ансельм, мы знаем, что ты похищал людей и хочешь устроить конец света, — сказал Богомир.

— Да, я это понял, — ответил мальчик.

— А как ты Мертвым-то Грифом был?

— Иллюзия. Я ведь с планеты иллюзий.

— Точно. Я и забыл. А зачем это тебе, Ансельм? Зачем хочешь всех убить?

— Я хочу убить, но не всех. Их я спасу. — Он взглядом окинул людей в бутылках.

— Спасешь от чего, Ансельм? От апокалипсиса, который сам и устроил?

— Я его не устраивал. Он должен был случиться давным-давно, и три расы поглотили бы друг друга. Но Принцесса оттягивала этот процесс тысячелетиями, хотела показать людям, что есть мир, любовь и счастье. Но войны продолжались и будут, пока есть разница между людьми. Я понимаю, что устраиваю геноцид для миллионов, но я спасаю будущее миллиардов.

— Значит, ты спаситель, Ансельм? Значит, тебя станут прославлять?

— Нет. Меня убьют, когда все проснутся и поймут, кто виновен в смерти их близких. Я готов.

— Хорошо, — сказал Богомир и выхватил кусок стекла.

Удар, второй, третий, шестой… Мертвый Ансельм упал на пол. Богомир подбежал к Принцессе и разбил ее гроб. Стекла рассыпались по розовым лепесткам платья. Михаил глядел, как кровь растекается на белом пиджаке Ансельма. Принцесса открыла глаза, и Богомир вытащил ее из осколков. Девочка взглянула на людей в бутылках, на мертвого принца, на игроков.

Михаил вытащил жену из ящика, неловко обнял.

Этот гул. Сначала звучал почти незаметно, как звон в ушах. Но с каждой секундой нарастал. На фоне него ритмично застучало — словно капелька — тыньк, тыньк, тыньк… Звук стал невыносимым. Сверлящий гул уже отдавался в барабанных перепонках. От него болели уши, казалось, сердце не выдержит, хотелось кричать, и руки тряслись. Резкое — ба-бах! Прямо над головой. И земля дрожит. И тело передергивается в