поручительства, кораблекрушения, пожара, солдатского грабежа и мародерства или каких-нибудь других потерь — не имеет никакого значения, результат будет тот же самый, то же самое безысходное отчаяние, будь то в провиниции или в городах, равно как и в жизни любого отдельного человека. Римляне были ужасно подавлены после битвы при Каннах{1797}, мужчины были поражены страхом, а глупые женщины рвали на себе волосы и стенали. Венгры, когда их король Ладислав и храбрейшие воины погибли в сражении с турками{1798}, Luctus publicus [объявили национальный траур]. Венецианцы, когда их силы были побеждены французским королем Людовиком, когда французский и испанский короли, папа, император — все сговорились против них в Камбрэ{1799}, а французский герольд объявил сенату о начале войны против них: Lauredane, Venetorum dux [Лоредано, дож Венеции и т. д.], — и венецианцы потеряли Падую, Брешию, Верону, Форум Джулию{1800}, то есть все свои земли на континенте, и у них не осталось больше ничего, кроме самого города Венеции, и urbi quoque ipsi, повествует Бембо[2318]{1801}, timendum putarent, они опасались, что и тот будет захвачен, tantus repente dolor omnes tenuit, ut nunquam alias, пережили столь жалкое падение, что привели Венецию в такое плачевное состояние, в каком она никогда прежде не оказывалась. В 1527 году, когда Рим был отдан Бурбоном на разграбление{1802}, солдаты так бесчинствовали, что храмы были превращены в конюшни, старинные памятники, книги превращены в подстилки для лошадей или сожжены, как солома; реликвии, дорогие картины изуродованы, алтари разрушены, роскошные драпировки, ковры растоптаны в грязи[2319]; гнусные негодяи насиловали жен и любимейших дочерей на глазах у их отцов и мужей[2320], подобно тому как дочь Сеяна была публично обесчещена палачом{1803}; дочери аристократов и самых состоятельных горожан, которых берегли для ложа королей, стали добычей любого простого солдата и превращены в наложниц, а самих сенаторов и кардиналов волокли волоком по улицам, подвергнув затем изощренным пыткам, чтобы вынудить у них признание, где спрятаны их деньги; трупы бесчисленных жертв валялись на улицах, распространяя зловоние; и мозг из разможженных детских головок был разбрызган на глазах у матерей. Сколь прискорбно было глядеть на это зрелище, когда прекрасный город столь неожиданно подвергся разграблению, а его богатые жители, еще недавно наслаждвшиеся всевозможными радостями жизни, были сосланы нищенствовать в Венецию, Неаполь, Анкону и т. д. «Эти горделивые дворцы, которые даже и теперь возносят свои купола к небесам, были в одно мгновение низвергнуты в глубины преисподней»[2321]. И кого такое бедствие не повергнет в уныние? Поэт Теренций, как считают некоторые, утопился{1804} вследствие утраты своих комедий во время кораблекрушения. Когда бедняк, ценой постоянного недоедания скопивший наконец небольшую сумму, в одночасье ее теряет или ученый, посвятивший своим занятиям долгие часы, видит, что его труды оказались напрасными, чего же еще другого можно в таком случае ожидать? Я могу заключить вместе с Григорием{1805}: Temporalium amor, quantum afficit, cum hoeret possessio, tantum, quum subtrahitur, urit dolor, обладание богатством не доставляет нам столько радости, сколько мучений приносит его утрата.

Следующей, близкой к предыдущей, причиной меланхолии я могу назвать происшествия, вызывающие страх, ибо, помимо тех ужасов, которых я коснулся перед тем[2322] и множества других опасений (которые неисчислимы), существует еще страх суеверный, который Аристотель относит{1806} к одной из трех самых сильных причин, и вызывается он обычно чудесами и зловещими происшествиями, которые внушают многим из нас сильную тревогу. (Nescio quid animus mihi proesagit mali!{1807} [Моя душа предчувствет какую-то беду!]) Достаточно зайцу перебежать нам дорогу, или мыши прогрызть нашу одежду; стоит лишь трем каплям крови вытечь из носа, или соли просыпаться перед такими суеверными людьми, или чтобы на одном из ногтей появилось черное пятнышко, или случиться многим иным подобного же рода предзнаменованиям, которые пространно обсуждаются у Дельрио (tom. 2, lib. 3, sect. 4 [том 2, кн. III, раздел 2]), Августина Нифа в его книге de auguriis [об авгурах], Полидора Вергилия (lib. 3 de prodigiis{1808} [кн. III, о чудесных явлениях]), Сарисбюриенсиса (Polycrat. lib. I, cap. 13 [Поликрат, кн. I, гл. 13]) и др. Подобные явления производят на таких людей столь сильное воздействие, что при очень большой силе воображения, страхе и вследствие дьявольских ухищрений «они сами навлекают предчувствуемые ими беды на свою голову, так что то, чего они опасаются, и в самом деле с ними случается»[2323], как предсказывает Соломон{1809} (Притч. 10, 24), а Исаия предупреждает (66, 4), что «если бы они были способны пренебречь этим и презреть его, то оно бы и не произошло»[2324]. Eorum vires nostra resident opinione, ut morbi gravitas oegrotantium cogitatione [Их сила заключена в нашем воображении, подобно тому как заразность болезни зависит от умонастроения пациента], воздействие подобных явлений усиливается или ослабевает в зависимости от того, на чем остановится наше мнение. N. N. dat poenas, говорит о таких людях Кратон[2325], utinam non attraheret! Он наказан и сам является тому причиной[2326]. Dum fata fugimus fata stulti incurrimus[2327] [Пытаясь убежать от своей судьбы, мы как раз и устремляемся в ее объятья{1810}]. «То, чего я так страшился, — говорит Иов, — обрушилось на меня»{1811}.

Так же много мы можем сказать о тех, кому внушает тревогу их грядущая судьба или предвидение уготованной им участи; multos angit proescientia malorum, предчувствие того, что произойдет, терзает многих: предсказания астрологов и колдунов, iratum ob coelum [последствия небесного гнева], будь то несчастный случай или даже смерть, выпадающие часто на нашу долю с Господнего соизволения; Quia doemonem timent (говорит Хризостом{1812}), Deus ideo permittit accidere. [Поскольку они страшатся дьявола, Господь и позволяет этому произойти.] Север, Адриан, Домициан, о чьих страхах и подозрениях писали Светоний, Геродиан и прочие писатели, приводящие немало удивительных историй такого рода, могут служить красноречивым тому свидетельством. Монтан (consil. 31 [совет 31]) приводит один такой пример с молодым человеком, страдавшим тяжелейшей меланхолией именно по такому поводу[2328]. Стараниями лживых оракулов и обманщиков-жрецов такие страхи мучили смертных во все времена. В Греции близ храма Цереры в Ахайе был источник, где отмечены были случаи такого рода недугов. «Опускали зеркало, привязанное к нити»{1813}, и т.д.[2329] Среди Ceanean скал