O beata sanitas! Te proesente, amoeneum

Ver floret gratiis, absque te nemo beatus

[О благословенное здоровье! с тобой, весна

Полна очарованья, а без тебя нет счастья никому].

О благословенное здоровье! Ты «дороже всякого золота и крепкое тело лучше несметного богатства (Сир. 30, 15), для бедняка в нем заключено все его достояние, а для богача — в тебе все его блаженство; счастье без тебя невозможно; когда же нас посещает какой-нибудь отвратительный недуг, вызывающий отвращение у окружающих и мучительный для нас, как, к примеру, зловонное дыхание, уродство членов, сгорбленность, потеря глаза, ноги, руки бледность, худоба, краснота, плешивость, облысение или выпадение волос и пр., hic ubi fluere coepit, diros ictus cordi infert, говорит Синезий[2358] (хотя ему самому эти недуги нисколько не досаждали ob comoe defectum), ведь одно облысение наносит сердцу жестокий удар. Акко, женщина в годах, увидя случайно свое лицо в нелицеприятном зеркале (ибо она, похоже, пользовалась обычно лживыми, льстящими ей зеркалами, как, впрочем, большинство знатных дам), animi dolore in insaniam delapsa est (Целий Родогин, lib. 17, cap. 2 [кн. XVII, гл. 2]), сошла с ума. Сын Вулкана Бротей, чья наружность вследствие разного рода изъянов вызывала смех, бросился в огонь[2359]. Коринфянка Лаиса, постарев, вручила свое зеркало Венере, потому что глядеться в него дольше было свыше ее сил. Qualis sum nolo, qualis eram nequeo. [Я не желаю глядеть на себя такую, какова я сейчас, и не могу быть такой, какой была[2360].] Для хорошеньких женщин нет ничего ненавистней двух вещей — старости и грязного белья, это для них мучение из мучений, даже сама мысль об этом для них непереносима.

O deorum

Quisquis hoec audis, utinam inter errem

Nuda leones,

Antequam turpis macies decentes

Occupet malas, teneroeque succus

Defluat proedoe, speciosa quoero

Pascere tigres[2361].

[О, да слышит бог: среди львов я голой

Лучше останусь,

Лучше стану тиграм добычей нежной

Раньше, чем со щек худоба лихая

Сгонит красоту и иссушит тело

Жертвы прекрасной.]

Быть отвратительной, уродливой, безобразной! О нет, уж лучше быть погребенной заживо. Некоторые женщины хороши собой, но бесплодны, и это отравляет им существование: «Анна горько плакала и не ела, и не знала покоя и все из-за своего беплодия» (1 Сам. 1), и Рахиль сказала в душевной муке: «Дай мне ребенка, не то я умру» (Быт. 30), а у другой слишком много детей; одна так и не вышла замуж, и это ее преисподняя, а другая замужем, и в этом ее мучение. Одни не могут примиритья с безвестнотью своего существования, другие же с тем, что на их счет злословят, их поносят, окорбляют, бесчестят, обливают грязью или как-нибудь оскорбляют: minime miror eos (как сказано у него{1845}) qui insanire occipiunt ex injuria? Я нисколько поэтому не удивляюсь тому, что обиды сводят людей с ума. Аристотель насчитывает семнадцать различных причин гнева и обиды{1846}, которые я краткости ради не стану здесь приводить. Одного никакие происшествия не выводят из себя, неблагоприятные известия, молва, скверные новости или известия, суровая судьба, неудачи, проигранная тяжба, тщетные надежды или надежды, осуществление которых откладывается, тогда как у другого, как замечает Полибий[2362], adeo omnibus in rebus molesta semper est expectatio [ожидание в любом случае вызывает досаду]; один чересчур уж возвысился, а другому препятствует слишком низкое происхождение, и одно это доставляет ему столько же мучений, сколько все прочее. Один мыкается без дела, без общества, занятия, а другой погружен в них сверх головы, замучен житейскими заботами и подгибается под бременем дел. Впрочем, какой язык в состоянии обо всем этом поведать?[2363]

Многие люди заболевают этим недугом, сами того не сознавая, от употребления определенной пищи, растений, корней, как, например, белены, паслена, цикуты, мандрагоры и пр. В Агригенте, на Сицилии, компания молодых людей зашла в таверну[2364], где, после того как они изрядно выпили там спиртного, то ли от самого вина, то ли еще неизвестно от чего, что было туда добавлено, начали неожиданно мешаться в уме, и втемяшилась им самая нелепая фантазия: им вообразилось, что они будто бы находятся на судне в открытом море и что им вот-вот грозит кораблекрушение вследствие разыгравшейся бури[2365]. Посему, чтобы избежать этого и не утонуть, они стали выбрасывать через окна на улицу, то есть, как им мнилось, в море, все, что было в доме; в таком помрачении рассудка они пребывали довольно долго, а посему, когда их доставили к мировому судье и потребовали отчета в таких действиях, они объяснили ему (не придя еще в себя), что делали все это из боязни угрожавшей им непосредственной опасности. Все присутствовавшие при этом были поражены таким дурацким объяснением и с изумлением дивились на них; в то время как самый старший из этой компании, упав перед судьей на колени, стал с самым серьезным видом просить прощения, начав так: O viri Tritones, ego in imo jacui? О морские боги, молю вас… ведь я все это время находился в трюме корабля; вслед за ним и другой принялся умолять свидетелей этой сцены, тоже принимая их за морские божества, быть к ним милосердными и обещал, что в случае, если он и его товарищи достигнут земли невредимыми, он воздвигнет в их честь алтарь[2366]. Судья не мог удержаться от смеха, слушая эти безумные заклинания, и напоследок велел им хорошенько проспаться. Много подобного рода случаев происходит по столь же неведомым причинам. Иногда это бывает вызвано приворотным зельем или долгим пребыванием на солнце, укусом бешеной собаки, ударом по голове, укусом особого вида паука, называемого тарантулом. Последнее, если мы можем доверять Скенкию (lib. 6 de venenis [кн. VI о ядах]), довольно распространенная вещь в некоторых областях Италии — Калабрии и Апулии; о том же писали Кардано (Subtil. lib. 9 [Об остроумии, кн. IX]), Скалигер (exercitat. 185 [упражнение 185]). Их симптомы довольно живо описаны Джовиано Понтано (Ant. dial.) — как пострадавшие все вместе принимаются танцевать и что их исцеляют музыкой. Кардано[2367]