Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Современная проза » Анатомия Меланхолии - Роберт Бёртон

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 187 188 189 190 191 192 193 194 195 ... 412
Перейти на страницу:
у Ликийских источников находился оракул Аполлона Триксеуса, у которого предсказывали все грядущие судьбы, болезни, здоровье или то, о чем люди хотели узнать помимо этого. В наши дни, metus futurorum maxime torquet Sinas, этот дурацкий страх чрезвычайно терзает жителей Китая, как сообщает нам иезуит Маттео Риччи в своих описаниях этих стран[2330]; из всех народов китайцы наиболее суеверны и очень подвержены мучительным опасениям такого рода, приписывая своим прорицателям такое могущество, что ut ipse metus fidem faciat, сами страхи и воображение приводят к тому, что это и впрямь происходит наяву[2331]; коль скоро прорицатель предсказал, что заболевание начнется в такой-то день и в такое-то время, так и происходит, vi metus afflicti in oegritudinem cadunt, а очень часто люди даже и умирают в предсказанное время. Справедливо говорится: Timor mortis, morte pejor, страх смерти хуже самой смерти, и память об этом печальном часе для некоторых удачливых и богатых людей «горше желчи» (Еккл. 41, 1). Inquietam nobis vitam facit mortis metus [Боязнь смерти омрачает нашу жизнь]; нет для человека худшей чумы, нежели испытывать такую душевную муку; это triste divortium, тяжкая разлука, оставить все свое добро, добытое столькими трудами, расстаться со всеми земными удовольствиями, которым они с таким наслаждением предавались, своих друзей и собеседников, коих они так горячо любили, — и все это в один миг. Философ Аксиох{1814} всю свою жизнь был уверенным в себе и смелым и охотно давал другим полезные наставления de contemnenda morte [о презрении к смерти] и тщете всего мирского, но, когда пришел его собственный смертный час, он ужасно пал духом: Hac luce privabor? His orbabor bonis? [Неужто не видеть мне больше дневного света? И лишиться столь многих прекрасных вещей?] — сокрушался он, словно малое дитя. И хотя сам Сократ явился утешить его: Ubi pristina virtutum jactatio? O Axioche? [О Аксиох, куда девалась ныне вся твоя хваленая добродетель?] — но тот все же не в силах был преодолеть свою тревогу и страх смерти и испытывал чрезвычайное смертельное смятение, imbellis pavor et impatientia [был испуган и малодушен]. «О Клото, — воскликнул на смертном ложе Мегапенций{1815}, тиран, изображенный Лукианом, — дай мне прожить хоть немного дольше! Я дам тебе тысячу золотых талантов, да еще в придачу две чаши, которые я взял у Клеокрита, стоимостью в сто талантов каждая»[2332]. «О, горе мне, — сетует другой[2333], — какое прекрасное поместье мне предстоит оставить! Какие тучные поля! Какой прекрасный дом! Каких славных детей! Сколько слуг! Кто соберет мой виноград, мой хлеб? Неужто суждено мне умереть теперь, когда все у меня так налажено? Оставить все, когда у меня такой достаток и всего вдоволь? О, горе мне, что мне теперь делать?» Animula vagula, blandula, quoe nunc abibis in loca?[2334] [Бедная моя, трепещущая, старающаяся умилостивить судьбу, душа! Какому новому пристанищу суждено отныне быть твоим?]

К этим мукам уныния и страха вполне можно присовокупить любопытство, это неотступное деспотическое пристрастие nimia sollicitudo, «чрезмерное усердие, направленное на не сулящие выгоду предметы и их свойства»[2335], как определяет это Фома{1816}: непреодолимая причуда и своего рода неудержимое желание увидеть то, что видеть нельзя, совершить то, что не следует совершать, выведать тайну, которую не должно выведывать, отведать запретный плод[2336]{1817}. Мы обычно изводим и изнуряем себя ради вещей непригодных и ненужных, подобно суетившейся попусту Марфе{1818}. Будь то в религии, классической филологии, магии, философии, политике, любом действии или занятии, это бесполезные хлопоты и напрасное мучение. Ибо что есть занятие богословием? Сколь многих оно приводит в замешательство, сколько бесплодных вопросов относительно Троицы, воскресения из мертвых, избранности, предопределения, предназначения, осуждения, адского огня и пр.; сколько именно спасется, а сколько будет осуждено! Что еще все подобные суеверия, как не бесконечное соблюдение пустых обрядов и традиций? Что такое по большей части наша философия, как не лабиринт мнений, досужих вопросов, суждений, метафизических терминов? Недаром Сократ считал всех философов крючкотворами и безумцами, circa subtilia cavillatores pro insanis habuit, palam eos arguens, говорит Евсевий[2337], поскольку они заняты обычно разысканиями таких вещей, quae nec percipi a nobis neque comprehendi possent [которые нам невозможно ни различить, ни постичь], или выдвигают гипотезу, им, возможно, понятную, но в практическом отношении совершенно бесполезную. Ибо какой смысл нам знать, на какой высоте находится созвездие Плеяды или насколько удалены от нас Персей и Кассиопея, какова глубина моря и т. д.? Узнав это, мы не станем мудрее, скромнее, добродетельнее, богаче или сильнее, как и тот, кто занимается этим. Quod supra nos nihil ad nos{1819}. [То, что над нами, не имеет к нам никакого касательства.] И то же самое я могу сказать относительно составления гороскопов: что такое астрология, как не тщетные попытки узнать нашу участь, как те же пророчества? или вся магия, которая не что иное, как доставляющие тревогу заблуждения и губительная нелепость? а медицина — разве не более, нежели путанные предписания и рецепты? филология — что, как не пустопорожние критические замечания? логика — бессмысленные софизмы? и сама метафизика — что, как не замысловатые тонкости и бесплодные абстракции? алхимия — что, как не цепь заблуждений? Ради чего исписаны столь увесистые фолианты? Зачем мы тратим столько лет на их изучение? Уж не намного ли лучше вовсе ничего не знать, подобно абсолютно невежественным варварам-индейцам, нежели, подобно некоторым из нас, тяжко трудиться и изводить себя над не приносящим никакой выгоды вздором: stultis labor est ineptiarum{1820} [глупо корпеть над пустяками], строить дом без скреп, вязать канат из песка, чего ради? cui bono? Он продолжает корпеть над чем-нибудь, но, как сказал Св. Августину один мальчик: когда я вычерпаю море досуха, тогда ты и поймешь тайну Св. Троицы{1821}. Тот занят наблюдениями, приурочивает свои действия к определенному часу и времени года, как, к примеру, император Конрад{1822}, который не притрагивался к своей новой суженой, пока астролог не сообщал ему час для зачатия мужчины[2338], и что же? Помогло это ему? А этот отправляется в Европу, Африку, Азию, исследует каждый ручей, море, город, гору, залив, но для чего? Ведь увидеть один мыс, говорил в древности Сократ, одну гору, одно море, одну реку достаточно, чтобы представить все остальное. Алхимик тратит все свое состояние

1 ... 187 188 189 190 191 192 193 194 195 ... 412
Перейти на страницу:

Еще книги автора «Роберт Бёртон»: