груди прыгало, как олененок, ноги подгибались, как у петухов после хорошего боя; но они, больше не оглядываясь, спешили дальше, будто за ними гнались тысячи пеших солдат и десятки тысяч всадников. Добравшись до вершины горы, они прислушались: внизу, в ущелье, раздавался звук, словно кто-то рубит в лесу дрова. Немного спустя они увидели тюремного служащего — он гнался за тем самым человеком, который вышел из могилы. Когда оба скрылись из глаз, учитель и господин Ван Седьмой бросились наутек. На склоне горы им попался заброшенный храм Шаньшэньмяо, они вбежали туда, поспешно захлопнули за собой дверь и налегли на нее всей своей тяжестью. Вот уж, поистине, они не смели ни громко вздохнуть, ни испустить ветры и только прислушивались к тому, что творилось снаружи.

— Не бейте меня! — донесся до них громкий вопль.

— Оборотень проклятый! — раздалось в ответ. — Ты, мерзавец такой, взываешь к моей доброте, а сам чем мне отплатил? Как же мне тебя не бить?

Господин Ван Седьмой прошептал на ухо учителю:

— Голоса, которые доносятся снаружи, принадлежат тюремному служащему и тому, кто выскочил из могилы.

Учитель, несмотря на испуг, который заставил его вместе с господином Ваном Седьмым спрятаться в этом храме, не смог удержаться от упреков.

— Это ты понапрасну заставил меня натерпеться здесь страху, — сказал он. — А жена ждет меня дома и не знает, что и подумать!

Не успел он договорить, как вдруг в дверь постучали.

— Откройте! — попросил кто-то снаружи.

— Кто там? — спросили оба разом и стали внимательно прислушиваться.

В ответ послышался женский голос.

— Хорош же ты, господин Ван Седьмой! — услыхали они. — Ты заставил моего мужа проторчать здесь всю ночь, и в поисках его я была выпуждена сама явиться сюда. Цзинь-эр, давай откроем дверь и возьмем с собой нашего хозяина.

Учитель понял, что за дверью стоит не кто иная, как его жена со своей служанкой Цзинь-эр. «Но как же они могли узнать, что я с господином Ваном Седьмым нахожусь здесь? — подумал он. — Не иначе, как они тоже оборотни». Ни он, ни господин Ван Седьмой не смели произнести ни звука.

— Если ты не откроешь мне, — послышалось снова, — я проберусь через щель в двери.

Когда они услышали такое, все выпитое ими за день вино вышло из них холодным потом.

— Я хочу сказать тебе, госпожа, только не прими это за дерзость, что сейчас нам лучше уйти отсюда, а завтра хозяин сам вернется домой, — донесся другой голос.

— Ты права, Цзинь-эр. Я пойду домой, но ему этого не забуду, — сказал первый голос и громче добавил: — Господин Ван Седьмой! Я сейчас ухожу, но завтра утром пришли моего мужа домой!

Смел ли кто-нибудь из обоих мужчин произнести хоть слово в ответ!

— Учитель У, твоя жена и ее служанка Цзинь-эр — оборотни! — сказал господин Ван Седьмой, когда обе женщины ушли и снаружи все стихло. — Не место здесь людям, пойдем-ка скорее отсюда!

Когда они открыли дверь и выглянули наружу, им показалось, что время подошло к пятой ночной страже[111]; ни одного прохожего не было видно. Спускаться с горы им оставалось еще более одного ли, как вдруг они увидели две выходящие из леса фигуры. Впереди шла матушка Чэнь, а за ней следовала старуха Ван.

— Учитель У, мы ждали тебя очень долго, — сказали они, приблизившись к учителю и господину Вану Седьмому. — Откуда это вы идете?

В ответ на эти слова учитель и господин Ван Седьмой воскликнули в один голос:

— Выходит, эти старухи тоже оборотни! Бежим быстрее отсюда!

И вот, мчась, словно сайги, скача, как олени, прыгая, как обезьяны, и летя, словно соколы, они спускались с горы. А за ними гнались старухи. Оба мужчины за ночь страшно переволновались, а к тому же у них не было ни крошки во рту, и они почувствовали сильный голод. В течение ночи они видели столько ужасов, что потеряли надежду встретиться хоть с одним живым человеком. В таком состоянии они вдруг увидели у подножия горы какой-то домишко с вывеской над дверью.

— Самое большее, что здесь можно достать, — это тростниковое вино, — сказал господин Ван Седьмой. — Давай купим немного вина, выпьем для подкрепления сил и, кстати, укроемся от этих старух.

Вбежав в лавку, они увидели виноторговца:

Обмотана его голова

Платком головным,

зеленым, словно желчь у быка;

Обернута поясница его

В пояс широкий,

багровый, словно печень свиньи.

Изношенные по колено штаны;

Соломенные на ногах его туфли.

— Какое у тебя есть вино, подогретое[112] или холодное? — спросил господин Ван Седьмой.

— Теплого еще нет, — сказал тот.

— Что ж, принеси нам пока по чашке холодного, — попросил учитель У.

Но парень не двинулся с места и не ответил ни слова.

— И этот ведет себя как-то странно; видно, он тоже оборотень! — воскликнул господин Ван Седьмой. — Идем-ка отсюда!

Не успел он еще договорить, как в лавке поднялся сильный ветер.

Пусть это никак не рычание тигра,

Хоть это, конечно, не стоны дракона, —

С рассветом едва ли сумеют

соцветья раскрыться на ивах плакучих;

Под мраком во множестве скрылись

и бесы речные, и горные духи.

Одним дуновеньем

у врат преисподней земля обнажилась;

И сразу взметнулась

у горного склона Фэнду[113] туча пыли.

Когда ветер стих, винная лавка и ее владелец бесследно исчезли, а учитель и Ван Седьмой оказались стоящими на могиле. От испуга у обоих душа ушла в пятки. Они бросились бежать к винокурне, что на Цзюлисун, там наняли лодку и сошли на берег у ворот Цяньтанмэнь. Господин Ван Седьмой пошел домой, а учитель У сначала отправился к старухе Ван, которая жила недалеко от ворот, но нашел дверь запертой. Он принялся расспрашивать соседей и узнал от них, что прошло уже пять с лишним месяцев, как старуха Ван умерла. От неожиданности и испуга у учителя глаза полезли на лоб и отнялся язык; он не знал, что ему делать. Наконец, от ворот Цяньтанмэнь он направился к нынешнему монастырю Цзинлингун и экзаменационному